"Сидони-Габриель Колетт. Дуэт" - читать интересную книгу автора

видом рылся в портфеле.
- Но завтра, Мишель...
Он метнул на нее сквозь очки напряженный взгляд, до того загадочный,
что она запнулась.
- Завтра, детка, все будет хорошо.
- Все будет хорошо, Мишель? Ты так думаешь?
Взгляд за толстыми стеклами затуманился.
- Во всяком случае, будет лучше. Гораздо лучше.
- Я была бы счастлива... До завтра, Мишель.
- Доброй ночи, детка.
Она закрыла за собой дверь, а он сидел и напряженно вслушивался, пока
вдали не хлопнула еще одна дверь, не заскрипели другие петли. И только тогда
он отбросил карандаш, портфель, бумаги и неслышными шагами заходил по
комнате. Он держался очень прямо, плотно сжимал челюсти и наслаждался
долгожданным правом войти без свидетелей в новую стихию, упругую, окрашенную
в темные, пожалуй, коричневато-багровые тона, где, как он был уверен, ему не
встретится никто. Этот морок длился недолго, и когда он прекратился, Мишель
пожалел о нем. Но заметил, что его можно вызвать снова, если мысленно читать
некоторые места из писем Амброджо, и тогда понял: это наваждение - не что
иное, как ярость.
"Ярость, - сказал он сам себе. - Что ж, это лучше, чем грусть. Как
плохо мы себя знаем!" Он остановился выпить воды, потом зашагал снова.
"Нынче вечером у меня ноги как у двадцатилетнего". Он вдруг захотел
остановиться, сесть, заставить себя передохнуть, но что-то вынудило его
шагать дальше, с высоко поднятой головой и крепко сжатыми кулаками.
На ходу он почти безотчетно в такт размахивал руками. "И ничего такого,
чтобы расслабиться". Но он поймал себя на том, что, проходя мимо лампы и
бутылки с минеральной водой, нацеливается на них, представляет себе, как они
упадут с грохотом, который будет слышен и вблизи и вдали... И в то же время
заметил, что под его последним окурком, вывалившемся из пепельницы, тлеет
крышка секретера. "Как ненадежно дерево, источенное червем... Впрочем, весь
Крансак источен червем от крыш до подвалов..." Слова "фитиль, факел, финал"
ухмылялись в его воображении всеми своими "ф", раздувавшими пожар и дым...
Когда все эти багровые и коричневые видения, искры будущего пожара и
разноцветные осколки стекла разом померкли перед его взором, он сел, сбитый
с толку этим мгновенным приступом помешательства. "Бедная детка, - подумал
он, - попадись она мне сейчас под руку, я мог бы с ней скверно обойтись. Ну
а теперь что мне делать с самим собой?"
Он облокотился на стол, машинально погляделся в зеркальце - Алиса
оставляла их повсюду, отбросил со лба волосы, курчавые от сырости. "Не так
уж я страшен. Если не считать этого странного цвета лица, я, пожалуй, кажусь
моложе, представительнее, чем вчера. Да, но вчера я еще не прочел писем
Амброджо. Вчера я был не слишком-то счастлив, это правда. Но тогда я еще не
прочел писем Амброджо. Так что вся прошедшая неделя не в счет".
Он сосредоточенно перелистал блокнот. "Сегодня у нас... вторник,
значит, первый день после нашего приезда был понедельник. Да, утром в тот
понедельник я осматривал... ну, скажем, осматривал то, что заложено, вместе
с Шевестром, и мне так не терпелось с ним расстаться, что я вдруг его
бросил, выдумав срочный звонок в Париж... А он хотел еще мне предложить...
предложить что?.. Ах да: соорудить нечто вроде дамбы, поставить вехи внизу,