"Марк Колосов. Товарищ генерал (Повесть) (про войну)" - читать интересную книгу автора

для всех. Все живо заинтересовались: что же он хочет сказать?
Но это не смущало его. Казалось, он только и хотел, чтобы все знали то,
что он сейчас скажет.
В последнюю минуту он, однако, почувсчвовал, что у него недостает слов.
Это было похоже на то, как если бы в критическую минуту борьбы с танками у
него не оказалось гранат. Вот что он хотел сказать:
"Товарищи, вчера еще мне почему-то казалось, что я в этом бою буду
убит. Вот почему я нервничал. Карташов меня вылечил.
Я победил одно из самых тяжелых чувств, которое принижало меня. Я
убежден, что смерть уже не властна надо мной. Я никогда не умру!"
Горелкин не знал, можно ли говорить об этом. Об этом не говорят на
собраниях. Об этом думают про себя. Если он так выступит, его засмеют.
Поэтому он только сказал:
- Товарищи, вчера я дал слово Карташову уплатить членский взнос за
сентябрь... Он не может теперь проверить, сдержал ли я свое слово, Я
заверяю комсомольское собрание, что больше никогда не допущу подобной
халатности...
Как ни торопился Харитонов, он не сразу ушел с собрания.
В запасном полку произошло событие, подкрепляющее его замысел. Ключ к
этому событию был здесь, на этом собрании. Он попросил слова.
- Комсомольцы! - сказал он. - Вы хорошо сражались, ваше собрание
убеждает меня, что вы можете и будете воевать лучше. Сержанта Карташова
представляю к званию Героя Советского Союза. Всем вам объявляю
благодарность!
Он выдержал небольшую паузу.
- Среди вас есть люди, которые в этом бою покончили с поклонной
неделей, то есть такой, когда солдат каждой пуле кланяется.
Комсомольцы, подавив улыбки, одобрительно переглянулись.
- И есть такие, - продолжал он, - которые покончили уже с другой
крайностью: когда солдату кажется, что он неуязвим для пуль. Воин идет на
войну не для того, чтобы решать внутренние вопросы страха и бесстрашия. Он
идет защищать Родину. Об этом и должен думать. Природа тебе дала только
одну пару рук, одну голову, одно сердце. Их не сменяешь ни на каком
складе, к ним запасных частей нет. Ты не имеешь права без особой
надобности приводить их в негодность...
Харитонов говорил это взволнованным голосом. Затем он уже совершенно
другим, официальным тоном сказал, обращаясь к Синельникову:
- Прошу продолжать! К сожалению, должен вас покинуть...
Володя Ильин не ожидал, что ему придется переводить допрос пленных в
присутствии командующего армией. Генерал, который остановил колонну и с
первой встречи так полюбился Володе, теперь сидел в штабе полка, в той
самой хате, в которой Володя был с Шиковым. Конвоир ввел пленного. Это был
высокий, длиннолицый офицер, старавшийся держаться так, как если бы с ним
произошло досадное недоразумение. Так чувствует себя веселый
путешественник, попавший в дорожную неприятность. Казалось, немец не
сомневался в том, что русские придерживаются во всем того же, что и он,
мнения и весь допрос делается для того, чтобы доставить удовольствие
важному лицу побеседовать с офицером непобедимой армии.
Когда Володя переводил то, что говорил немец, у Климова сжимались
кулаки. Харитонов невозмутимо сидел в углу комнаты.