"Адлард Колс. Под парусом в шторм " - читать интересную книгу автора

громоздкий. На "Кохо" якорь был маленький. Он мог лишь рассеять сомнения
скептиков, считавших, что "Кохо" слишком мала, чтобы плавать в открытом
море. Все же я решил поэкспериментировать с ним. К плавучему якорю мы
привязали около 50 м нейлонового троса, а ту его часть, которая проходит
через полуклюз, обернули парусиновой тканью. Конец крепился к утке и для
надежности к мачте.
Вначале якорь был испытан в обычном месте на носу. Но он работал плохо.
Яхту сильно качало на волне, а якорь находился по корме с наветренной
стороны. Поэтому мы перевели нейлоновый трос в кормовую часть и прихватили
его. С кормы он работал так же, как буксируемые концы, и, пожалуй, придавал
яхте устойчивость - волны шли прямо в раковину. Яхта шла прекрасно, она
напоминала поплавок, хотя без стабилизирующих парусов качка была очень
стремительной. Шел проливной дождь с градом. Больше наверху делать было
нечего, мы спустились вниз, чтобы поберечь силы для гонки, после того как
шторм выдохнется.
Через некоторое время к нам близко подошел пассажирский лайнер,
очевидно, желая оказать помощь. С лайнера яхты, подобные "Кохо", особенно
когда они без парусов, кажутся совершенно беззащитными. За первые два года
плаваний суда подходили к нам четыре раза - такое проявление морского
братства ценится очень высоко. К счастью, их помощь нам не требовалась.
Лайнер ушел, и вскоре "Кохо" снова осталась одна на вздымаемых ветром
волнах. Я посмотрел на барометр. Он падал еще быстрее, чем прежде.
С наступлением сумерек я включил ходовые огни и выставил на корме
мощную электрическую лампу. Возможность столкновения с другими судами была
незначительная, так как подходы к проливу Ла-Манш достаточно просторны и
суда обычно проходят севернее или южнее.
Меня часто спрашивают, каково находиться в каюте маленькой яхты в
шторм. Я не колеблясь говорю: отвратительно, никому бы не пожелал, но иногда
этого не избежать. Конечно, в каюте страшновато, ибо в жестокий шторм
непременно возникают мрачные предчувствия. Зато по сравнению с кокпитом
каюта яхты - райский уголок. В кардановых подвесах раскачиваются лампы,
наполняя небольшое помещение светом и теплом. И есть с кем поговорить.
После вахты Джефф еще два часа должен был оставаться в резерве и
поэтому лег на койку рядом с кокпитом. Из всех коек эти - самые сырые. Мы с
Россом находились в более уютных койках в каюте. Наибольшие неудобства
причиняла сырость. Джефф снова промок, когда я открыл люк и вышел на палубу,
чтобы проверить огни. Мы с Россом промокли, когда спускали паруса, а сухой
одежды больше не было. В каюте тоже было сыро, и не столько от просочившейся
воды, сколько от мокрой одежды, которую мы с Джеффом сменили после того, как
побывали за бортом, и от конденсации влаги. В форпик изредка попадала вода
через носовой люк, хоть тот и был закрыт брезентовым чехлом. Неудобства
усугублялись тяжелой одеждой, особенно непромоканцами, которые мы не снимали
на случай срочных работ на палубе. К тому же вентиляция была плохой, так как
при повороте на другой галс бьющие по ветру шкоты стакселя вырвали и
выбросили за борт раструбы вентиляторов. Однако подветренный иллюминатор
можно было не закрывать, а люк оставался приоткрытым до тех пор, пока
гребень волны не обрушился на протестующего Джеффа.
Барометр все еще падал. После выхода из Бриксема давление упало на 34
мбар, а на барограмме, которую мне показали после окончания гонки,
зарегистрировано падение давления более чем на 22 мбар за три часа. Всю мощь