"Виктор Колупаев. Сократ сибирских Афин, часть 2 (Фантастическая пародия) " - читать интересную книгу автора

свою самостоятельность и независимость от Парменида.
- Но то, что ты говоришь, - продолжил Сократ, - оказывается выше
разумения нас остальных, исключая, разве что, глобального человека.
Действительно, один из вас утверждает существование Единого, другой отрицает
существование многого, но каждый рассуждает так, что кажется, будто он
сказал не то, что другой, между тем как оба вы говорите почти одно и то же.
- Да, Сократ, - сказал Зенон, - но только ты не вполне постиг истинный
смысл сочинения. Хотя ты, подобно зоркальцевским щенкам, отлично выискиваешь
и выслеживаешь то, что содержится в сказанном, но прежде всего от тебя
ускользает, что мое сочинение вовсе не притязает на то, о чем ты говоришь, и
вовсе не пытается скрыть от людей некий великий замысел. Ты говоришь об
обстоятельстве побочном. В действительности это сочинение подтверждает
рассуждение Парменида против тех, кто пытается высмеять его, утверждая, что
если существует Единое, то из этого утверждения следует множество смешных и
противоречащих ему выводов.
- Смешного и противоречащего полно вокруг и без Парменида, - сказал
Сократ.
- Итак, мое сочинение, - продолжил Зенон, - направлено против
допускающих многое, возвращает им с избытком их нападки и старается
показать, что при обстоятельном рассмотрении их положение "существует
многое" влечет за собой еще более смешные последствия, чем признание
существования Единого. Под влиянием такой страсти к спорам я в молодости и
написал это сочинение, но, когда оно было написано, кто-то его у меня украл,
так что мне не пришлось решать вопрос, следует ли его выпускать в свет или
нет. Таким образом, от тебя ускользнуло, Сократ, что сочинение это
подсказано юношеской любовью к спорам, а вовсе не честолюбием пожилого
человека.
- И вовсе ты не пожилой человек, - с чувством сказала Каллипига. - Ты
молод и прекрасен, как Аполлон.
- Хм, - воссиял Зенон. - Впрочем, твои соображения, Сократ, недурны.
Я припомнил, что когда-то, действительно, позаимствовал у Зенона его
основополагающий труд, да так и забыл не то что прочитать, а и вернуть его.
Но, надо полагать, Зенон восстановил его по памяти.
- Признаю твою первую поправку к конституции, - сказал Сократ, - и
полагаю, что дело обстоит так, как ты говоришь. Но что удивительного, если
кто будет доказывать, что я - единый и многий, и, желая показать
множественность, скажет, что во мне различны правая и левая, передняя и
задняя, а также верхняя и нижняя части, - ведь ко множественному, как мне
кажется, я причастен. Желая же показать, что я един, скажет, что, будучи
причастным к единому, я как человек - один среди множества. Таким образом
раскрывается истинность того и другого.
Сократ немного перевел дух и мужественно продолжил:
- Итак, если кто примется доказывать тождество единого и многого, то мы
скажем, что он приводит нам примеры многого и единого, но не доказывает ни
того, что единое множественно, ни того, что многое едино, и в его словах нет
ничего удивительного, но есть лишь то, с чем мы-все могли бы согласиться.
Если же кто-то сделает то, о чем я только что говорил, то есть сначала
установит раздельность и обособленность идей самих по себе, таких как
множественность и единичность, покой и движение, и других в этом роде, а
затем докажет, что они могут смешиваться между собой и разобщаться, вот