"Владимир Анисимович Колыхалов. Дикие побеги (Роман) " - читать интересную книгу автора

ругал, а хвалил: "Полезному в жизни учись, пригодится. На дядю Андрона
смотри, он все умеет".
Дядя Андрон и Максимов отец сдружились, и все выходит у них по уму.
Сдружились после того, как с бондарем горе случилось. Был он с Егоршей
Сараевым в прошлом году на рыбалке. Тащили где-то они обласок по осоке.
Дядя Андрон босый был, ну и цапнула его гадюка за ногу. Сделалось дяде
Андрону плохо, замутило, голова закружилась. Отец привез его домой чуть
тепленького. Потом бабка Варвара, мать остяка Анфима, долго лечила бондаря
травами.
Бондаря все кругом почитают за руки, за мастерство - с других,
дальних поселков едут к нему и идут. Ух, какие чаны, бочки делает он из
клепок! Как начнет подгонять клепку к клепке да обручи наколачивать, и
стук же стоит. А клепок у дяди Андрона! А стружек в бондарной! На стружках
валяться мягко, только потом вся голова в крошках. Мать за это ругается.
Рядом с бондарной - засольня. Там просоленный, крепкий, шибающий в
нос запах. Вороха чешуи, рыбьих кишок, сверкают ножи, штабелями лежат
рогожные кули с солью. В чанах налит тузлук, в него потрошеную рыбу
бросают: в какой чан язей, в какой окуня, в какой валят чебака с ельцом...
В пустые чаны хорошо гукать. Как гукнешь, так звон в ушах. Потом пальцами
долго в ушах ковыряешь, зуд не можешь унять. А когда в черном пустом чане
на дне чуть-чуть воды, то видишь себя, как в зеркале: и конопушки, и
облупленный нос, и рыжий вихор. А дунешь - и все исчезает.
Вот еще Максиму сходить бы хоть раз на кротов. Остяки привозят кротов
мешками, а он помогает им обдирать шкурки и набивать их гвоздями на
стенки. У остяков дома стены брусчатые, нештукатуренные, поизбиты гвоздями
и жирные от кротовых шкур...
К Максиму прямо из согры летела парочка уток. Он присел, затаился
зверьком. Утки плюхнулись в тихую воду: от них красиво пошли расходиться
круги. Засмотрелся Максим: голова у селезня с зеленым отливом, перья в
хвосте стружками завились. Максим поднялся в рост, утки его заметили и
заплыли в кусты.
Впереди мальчика залитые водой кочки у согры. На кочках трава
прошлогодняя стоймя поднялась, расправилась и шевелится. И от этого кочки
сейчас похожи на головы утопленников, а трава - на волосы. Максиму ничуть
не страшно. Отец учит его ничего не бояться, и он хоть днем, хоть ночью
может пойти на остяцкое кладбище, потрогать кресты и разноцветные лоскутки
на сучках деревьев. Говорят, остяки этими лоскутками духов задабривают,
чтобы они покойникам спать не мешали.
Так и шел мальчик по отмели вброд и все думал. В одном месте он
увидел пестрых рыжих щурят: они стояли у поверхности воды и еле двигали
плавниками. Максим достал из-под ног грязи и кинул грязью в щурят. Вода
замутилась, брызнули дождиком серебряные мальки.
И в тот же миг откуда-то налетел злой ветер, охладил Максиму лицо,
зашумел в ушах. Запузырилась на лопатках тонкая рубашонка.
- Максим, варнак, ступай домой, мать, однако, зовет!
Где-то близко кричал Анфим. Максим пошел на голос не сразу. Анфим
показался из-за куста крушины. В руках он держал весло, сумку с едой,
через плечо висели у него сети-частушки. Шел остяк кособоко, как всегда
ходил: кривая нога кидалась вперед, а голова отскакивала назад. Он весь
шатался, когда шагал, изламывался. Трудно ходить Анфиму, Пантискиному