"Антонина Семеновна Комиссарова(сост). Дружище Тобик (Рассказы о собаках) " - читать интересную книгу автора

цокая между длинными песнями, изящные черноголовые славки. И по всему лесу
солнечно журчали хрупкие пеночки-веснички.
Через редколесье я видел поле, опушённое зеленью всходов, далёкую
полосу серебристо-зелёной осоки - начало гибнущего в ряске, тростниках,
камышах и осоке большого прежде лесного озера - и плотные перекаты
голубоватых елей до самого горизонта.
Мы блуждали с Пумом допоздна. Потом я снова сажал его на цепь.
Случалось, по нескольку дней, а то и с неделю не разминал пса, занятый
работой, оглохший от зноя, электричек, московской толпы. Отлёживался на
веранде.
Тогда Пум хирел на глазах. Ел неохотно. Не радовался нам. И выл
ночами. Выл жутко, словно по беде.
Вызволение для Пума наступило неожиданно.
Алексей Павлович Ротко наконец одолел сопротивление <жинки> -
коренной подмосковной жительницы - сбыл дом и <вырнувся на ридний край> -
станицу Кущевскую, Краснодарского края.
Новые хозяева не стали церемониться с Мизером. Поплутав по свалкам,
пёс мирно поселился под нашей калиткой, кроме меня, не пуская во двор ни
своих, ни чужих и лишив нас почты. Пришлось этого добровольца отправить на
цепь вместо бедолаги Пума.
Я стал владельцем трёх совершенно несхожих нравами собак, среди
которых Мизер выделялся своей серьёзностью.
У этой коренастой, добротно сбитой дворняги волчьего серого окраса
было тёмное зево - по общему мнению, признак злобности. Но пёс этого не
знал и на пришельцев набрасывался исключительно со страху и при первой же
ласке пасовал. Вообще его переполняла нежность к людям.
Горевал Мизер в крайности, если долго не выносили кашу. И панически
боялся любого лечения. Когда ему делали прививку от бешенства, пёс
отчаянно вопил, отбивался, потом рухнул на спину, закатил глаза и зашёлся
пеной. Я вынужден был объясняться с посельчанами.
Однажды ему закапывали альбуцидом воспалённый глаз. Я впервые видел у
здорового животного такие конвульсии. После он высидел над тазом с водой
не менее двух часов. Покачиваясь, истерично икал и тёр мохнатыми лапами
морду, отвергнув подношение из сырых мясных обрезков. Впрочем, испытав
быстрое исцеление, а зуд намучил его изрядно, Мизер всю неделю не давал
нам прохода, назойливо подставляя свой карий здоровый глаз.
Пёс оказался на редкость компанейским. Ежели ему претила вода, а
рядом из таза вовсю наливался Пум, - непременно присоединялся, еле-еле
мокая кончик языка. Он жестоко ревновал нас к Пуму. Не раз я замечал, как
он беззвучно отгонял того клыками. По-братски обожал вертлявую Зейку,
дозволяя вытворять с собой что угодно.
С появлением <заместителя> Пум без промедления пустился в <бега>.
Снова посыпались жалобы. Снова пёс приходил голодный, измученный.
Погружался на сутки в целительный сон, суча в бреду натруженными лапами,
поскуливая от боли в новых ссадинах, покусывая воспалённые мускулы.
Пока я собирался сколотить другую будку, он пропал. На рассвете удрал
в окно, вечером не явился. Назавтра спозаранку я обшарил посёлок, но нигде
не приметил пятнистой шкуры Пума.
Прошли сутки, потом ещё. Мы поняли, что пёс не вернётся.
На третий день я отдыхал после работы на крыльце, лаская на коленях