"Альфредо Конде. Человек-волк" - читать интересную книгу автора

действительности, как мне ни жаль, хватило лишь на отрезок пути от Соутело
Верде до Корго-до-Бой, ибо она всегда казалась мне мечтательницей, всячески
старавшейся улучшить не только свое существование, но и жизнь других людей.
Так вот, если бы я тогда подумал об этом, то, несомненно, не стал бы
продавать проклятое одеяло, по крайней мере так близко от ее дома; но я
постоянно ощущал где-то совсем рядом присутствие Барбары, что помрачало мой
рассудок, как говорил старик-священник из Регейро, пытаясь таким образом
оправдать свои любовные похождения.
Смерть, которую я им уготовил, ничем особенно не отличалась от всех
прочих, и я воздержусь от рассказа о ней, ибо это не имеет непосредственного
отношения к моей цели, о которой скоро поведаю.
Из-за упорства Барбары, настойчиво требовавшей письменных вестей от
Мануэлы или Бениты, не довольствуясь устными весточками, которые я передавал
ей якобы от них, в конце концов мне пришлось написать письмо, чтобы
разделаться с третьей из этих дерзких сестер. Я долго и тщательно обдумал
письмо, решив не ставить там никакой подписи, дабы впоследствии не допустить
ошибки, приписав его другой сестре, не той, которой я приписал его
первоначально. Тем не менее я постарался достаточно ясно дать в нем понять,
что оно написано не лично Мануэлой, а мною под ее диктовку, и привел в нем
сведения, которые сам же в свое время и представлял в качестве достоверных и
правдивых в тех весточках, что я ранее сочинял, делая вид, будто через меня
покойница передавала их своей младшей сестре Барбаре.
Я изменил свой почерк, испытав при этом заметное неудовольствие, ибо
всегда гордился своей каллиграфией, равно как и умением излагать мысли, что,
разумеется, вовсе не свойственно бродячим торговцам, но вполне соответствует
моему уму и усердию в учебе, которыми так гордился приходской священник, мой
старый учитель. В случае, о котором идет речь, я исказил не только почерк,
но и манеру изложения. Я писал левой рукой, чтобы буквы получались не
слишком ровными и четкими, но, поскольку я одинаково владею как правой, так
и левой рукой, это не очень-то послужило моему замыслу. Тем не менее когда я
продемонстрировал Барбаре результат своих усилий, то добился двух вещей, а
именно: того, чтобы письмо сохранилось, причем вплоть до настоящего момента,
когда оно фигурирует в качестве вещественного доказательства на процессе, -
это первое; и того, чтобы Хосефа, узнав о его содержании, прониклась горячим
желанием присоединиться к Мануэле и Петре, к Бените и Франсиско, - это
второе.
Я воспроизвожу его здесь, избавляя возможного читателя этих
воспоминаний от неудобств, связанных с орфографическими ошибками, и слегка
подправив нелепую пунктуацию, которую я изобретал с таким удовольствием, но
полностью сохраняя общий тон изложения, сделавший письмо, вне всякого
сомнения, более правдоподобным, по крайней мере я так думаю. Итак, вот оно:

22 июня 1850 г.
Моя дражайшая и любезнейшая сестрица! Премного буду я рада, ежели по
получении сего письма моего пребываешь ты в столь же добром здравии, коего я
и себе желаю. Мы, слава Богу, здоровы, а посему приказывай нам чего токо
пожелаешь, все сделаю с превеликим удовольствием. Прислала мне сорок вар*
полотна, за что я премного благодарна, ибо и знать не знала, что так она
ловка полотно выбирать. Ты ей скажи, что здесь его получилось шестьдесят,
потому у меня осталось двадцать. Сестрица, Петра уже заняла твое место, но