"Артур Конан-Дойл. Хирург с Гастеровских болот" - читать интересную книгу автора

по-разному. У меня были спартанские вкусы, и первая комната
была обставлена именно в этом духе. Керосиновая плитка
Риппенджиля из Бирмингема давала мне возможность готовить
себе пищу; два больших мешка - один с мукой, другой с
картофелем - делали меня независимым от поставок провизии
извне. В выборе пищи я был сторонником пифагорейцев.
Поэтому тощим длинноногим овцам, пасшимся на жесткой траве
около ручья Гастер, не приходилось опасаться нового соседа.
Бочонок из-под нефти в десять галлонов служил мне буфетом, а
список мебели включал только квадратный стол, сосновый стул
и низенькую кровать на колесиках.
Как видите, обстановка этой комнаты была совсем
неприглядной, почти нищенской, но зато ее скромность с
избытком возмещалась роскошью помещения, предназначенного
для моих научных занятий. Я всегда придерживался той точки
зрения, что для плодотворной работы ума необходима
обстановка, которая гармонировала бы с его деятельностью, и
что наиболее возвышенные и отвлеченные идеи требуют
окружения, радующего взор и эстетические чувства. Комната,
предназначенная для моих занятий, была обставлена мрачно и
торжественно, что должно было гармонировать с моими мыслями.
Стены и потолок я оклеил черной блестящей бумагой, на
которой золотом были начертаны причудливые и мрачные узоры.
Черные бархатные занавески закрывали единственное окно с
граненым стеклом; толстый и мягкий бархатный ковер поглощал
звуки шагов. Вдоль карниза были протянуты золотые прутья,
на которых висели шесть мрачных и фантастических картин,
созвучных моему настроению. С центра потолка спускалась
одна- единственная золотая нить, такая тонкая, что ее едва
можно было различить, но зато очень крепкая. На ней висел
золотой голубь с распростертыми крыльями. Птица была полая,
и в ней находилась ароматическая жидкость. Фигура,
изображающая сильфа, причудливо украшенная розовым
хрусталем, парила над лампой и рассеивала мягкий свет.
Бронзовый камин, выложенный малахитом, две тигровые шкуры на
ковре, стол с инкрустациями из бронзы и два мягких кресла,
отделанных плюшем янтарного цвета и слоновой костью,
завершали обстановку моего рабочего кабинета, не считая
длинных полок с книгами, протянувшихся под окном. Здесь
были самые лучшие произведения тех, кто посвятил себя
изучению тайны жизни. Бёме, Сведенборг, Дамтон, Берто,
Лацци, Синнет, Гардиндж, Бриттен, Дэнлоп, Эмберли, Винвуд
Рид, де Муссо, Алан Кардек, Лепсиус, Сефер, Тольдо и аббат
Любуа - таков далеко не полный перечень авторов,
произведения которых были размещены на моих дубовых полках.
Когда по ночам горела лампа и ее бледный мерцающий свет
падал на мрачную и странную обстановку, создавалось именно
то настроение, которое было мне необходимо. Кроме того, это
настроение усиливалось завыванием ветра, который проносился
над окружавшей меня унылой пустыней. Я думал, что здесь-то