"Артур Конан Дойль. Женитьба бригадира (Перевод Д.Жукова)" - читать интересную книгу автора

- Пойду напрямик, - сказал я.
Однако, выйдя в поле, я понял, что поступил опрометчиво. Поле было
очень большое, и, удаляясь от гостиницы, я ощущал себя утлым суденышком,
рискнувшим выйти в открытое море. Со всех сторон поле было огорожено.
Впереди стоял дом Равонов, изгороди подходили к нему вплотную справа и
слева. Со стороны поля был виден черный ход и несколько окон, но все они,
как и в других нормандских домах, были забраны решетками. Единственным
спасением был черный ход. И я устремился к нему, не роняя достоинства,
приличествующего солдату, но тем не менее развив такую скорость, на какую
только способны ноги. Верхняя моя половина была сама беззаботность и даже
жизнерадостность. Зато нижняя - проворство и настороженность.
Я уже почти достиг середины поля, как вдруг справа от себя увидел
быка. Он рыл копытами землю под большим буком. Я не повернул головы, даже
виду не показал, что заметил опасность, а сам искоса с опаской следил за
быком. Возможно, он был в благодушном настроении, а может, его обманул мой
беспечный вид, но он не сделал в мою сторону ни шага. Приободрившись, я
взглянул на открытое окно спальни Мари, которое было как раз над черным
ходом, - вдруг из-за шторы смотрят ее милые карие глазки. Я стал помахивать
тросточкой, сбавил шаг, сорвал первоцвет и запел лихую гусарскую песенку,
чтобы подразнить этого зверя английской породы, - пусть любимая видит, что
опасность мне нипочем, если наградой - свидание. Мое бесстрашие привело
быка в замешательство, я дошел до черного хода, толкнул дверь и очутился в
безопасности, не посрамив гусарской чести.
Что для гусара опасность, когда его ждет свидание с любимой! Да
карауль ее дом хоть все быки Кастилии, разве я остановился бы на полпути?
Ах, вовек не вернуться тем счастливым дням юности, когда ног под собой не
чуешь, живя в мире сладостных грез! Мари почитала и любила меня за
храбрость. Прижавшись раскрасневшейся щечкой к шелку моего доломана, глядя
мне в лицо изумленными глазами, сиявшими от любви и восхищения, она
благоговейно внимала рассказам, в которых ее возлюбленный выступал во всем
блеске своих достоинств.
- И сердце ваше ни разу не дрогнуло? Вы никогда не знали страха? -
спрашивала она.
Такие вопросы вызывали у меня только смех. Разве место страху в душе
гусара? Хоть я был еще очень молод, подвигам моим уже не было числа. Я
рассказал ей, как во главе своего эскадрона ворвался в каре венгерских
гренадеров. Обнимая меня, Мари содрогнулась. Еще я рассказал ей, как ночью
переплыл на коне Дунай, доставляя донесение Даву. Откровенно говоря, то был
вовсе не Дунай, да и глубина не такая, чтобы коню моему пришлось плыть, но
когда тебе двадцать и ты влюблен, как не приукрасить рассказ. О многих
подобных случаях я рассказывал ей, а ее милые глазки раскрывались от
изумления все шире и шире.
- Даше в мечтах своих, Этьен, - сказала она, - я никогда не
представляла себе, что мужчина может быть таким храбрым. Счастливая
Франция, имеющая такого солдата, счастливая Мари, имеющая такого
возлюбленного!
Вы понимаете, с каким чувством я бросился к ее ногам, бормоча, что я
счастливейший человек на свете... я, нашедший ту, которая меня понимает и
ценит.
Отношения наши были прелестны и слишком утонченны, чтобы их могли