"Вячеслав Леонидович Кондратьев. Селижаровский тракт " - читать интересную книгу автора

выкрикнули его фамилию, он бросился, побледневший, схватил письмо и, отойдя
в сторону, долго читал его, словно впитывая каждое слово. Потом не раз видел
Коншин, как, забившись в уголок, чтоб никто не мешал, перечитывал Шергин
письмо, и губы его кривила какая-то сдерживаемая, но все же заметная боль.
- От девушки? - спросил Коншин.
- От девушки, - спокойно, но нехотя бросил Шергин, так что продолжать
расспросы Коншин не стал.
И никто, кроме военной цензуры, не знал, что письмо это не от
девушки... А что думал и чувствовал Шергин, читая и перечитывая письмо, не
знал никто.
Только видит Коншин, да не один он, что идет Шергин на фронт спокойный,
подтянутый, решительный и очень сосредоточенный. Не так, как прочие: с
сумятицей и томлением. Видит, но не знает тому причины и потому заговаривает
с Шергиным часто, не смущаясь, что отвечает тот скупо и вроде безохотно.
- Андрей, мой Савкин говорит, что на фронте порядка мало. Так ли?
- У нас был толковый командир полка. Мы ни разу не попадали в окружение
и отходили в полном порядке.
- А ты сам совершил что-нибудь такое?
- Что именно? О чем ты?
- Ну, проявил себя?
- Меня утвердили в должности комвзвода и послали аттестацию.
- Значит, что-то сделал?
- Наверное.
- А за что дают награды? Что надо совершить, чтоб получить... ну, хотя
бы "За отвагу"?
- Мальчишеские вопросы, Коншин.
- Ну, ты за что получил?
- Просто воевал. Но "За отвагу" - это мало.
- Хочешь большего?
- Хочу.
- Честолюбие?
- Нет. Мне нужно.
- Всем бы не мешало, - усмехается Коншин.
- Другим это не так важно.
- Вот как? Почему это - для тебя важно, для других...
- Прости, я пойду к взводу, - перебивает Шергин и уже на ходу
бросает: - Когда-нибудь объясню.
Под стать своему командиру взвода его связной Сашка - тоже ладный,
подтянутый. Все ему впору: и шинель, и шапка, даже обмотки не уродуют его.
Чуть он пониже Шергина, но крепко затянутый брезентовый пояс стройнит его. И
шагает он тоже легко, привычным пружинистым шагом. Служил кадровую в
пехоте - переходил за эти годы не одну сотню верст, не одни сапоги истоптал,
обвыкся в ночных походах. Нередко улыбка блуждает на его лице - было у него
перед маршем необыкновенное: поцеловала его Зина из санроты, с которой бегал
вместе при бомбежках и прикрыл своим телом, когда взрябили пули снег вокруг
них и близились к ним... До сих пор ощущает он прикосновение холодных
Зининых щек, до сих пор в памяти ее слова: "Ждать тебя буду, родненький..."
Раза три за ночь обмахивает батальон на своей белой, как и его
полушубок, лошади двадцативосьмилетний комбат - капитан Шувалов. Не пришлось
ему побывать ни в Испании, ни на Халхин-Голе, где кое-кому из его друзей