"Вячеслав Леонидович Кондратьев. Селижаровский тракт " - читать интересную книгу автора

никак пока не могут освободить многострадальный город Ржев, и что от успеха
завтрашнего боя многое зависит, и что, надеется он, весь личный состав
батальона с честью выполнит свой долг и не окажется среди них трусов и
сробевших... Потом добавляет: через час парторг батальона будет принимать
заявления в партию, после чего состоится партийное собрание.
Было все это как-то очень буднично и обычно, словно у них не бой
завтра, а очередное учение, и, наверное, не только Коншину хотелось чего-то
другого, торжественного, приподнятого, соответствующего тому высокому
чувству неповторимости и значительности этого мига, которым наполнены их
сердца, потому как завтра пойдут они отдавать самое дорогое, что имеют, -
свои жизни, отдавать за Родину, за Россию...
И захотелось Алексею музыки, вспомнились общеполковые вечерние поверки,
где гремела медь оркестра, где торжественные марши сплачивали две тысячи
людей в единое целое, в могучую силу, готовую в едином порыве совершить
самое невозможное...
Неожиданно к Коншину подходит комиссар:
- Надеюсь, земляк, что увижу ваше заявление.
- Не знаю, товарищ батальонный комиссар, я как-то еще не думал, -
теряется Коншин. - Еще ничего не совершил...
- Мы все еще ничего не совершили, сержант.
С комиссаром у Коншина был разговор еще в Москве, когда стоял их эшелон
почти у самого Киевского вокзала, в тоске метался он между вагонами, глядя
на московские дома, такие близкие и такие недоступные. Наконец не выдержал и
подошел к комиссару, тоже маячившему вдоль вагонов, с просьбой съездить на
час домой.
- Где вы живете? - спросил тогда комиссар.
- На Сретенке.
- На Сретенке? - переспросил тот и, взяв Коншина под локоть, сказал: -
Пройдемтесь.
Они пошли в хвост поезда, миновали его, прошли еще немного, и тут
комиссар остановился.
- Вот видите тот большой дом? - показал он на какое-то здание с
заклеенными бумажными крестами окнами.
- Вижу.
- Так это... мой дом... - Комиссар затянулся папироской. - И я не зашел
в него. Поняли?
- Понял.
- А вы - Сретенка, - улыбнулся комиссар, потом посерьезнел. - Вот
так-то, сержант. Мы вернемся к своим домам. Вернемся. В это надо верить.
С тех пор, когда они встречались, комиссар неизменно спрашивал:
- Ну, как дела, москвич?
Предложение вступить в партию застало в какой-то степени врасплох.
- Товарищ комиссар, честное слово, не знаю, как поведу себя там. Вдруг
струшу?
- Не струсите, москвич. В этом я уверен.
- После первого боя, товарищ комиссар! После первого боя... Хорошо?
- Ну, как хотите. Только знайте - я верю в вас.
- Спасибо.
Комиссар отходит от Коншина, подымливая папироской, а у Коншина от его
доверия приятно щекочет в груди и как-то не таким уж страшным кажется это