"Уильям Конгрив. О юморе в комедии" - читать интересную книгу автора

пьес Джонсона {5} вы сами намекнули на то, что он вам не нравится, и по той
же самой причине.
Предположим, что Угрюмец человек по природе своей желчный и
меланхоличный. Может ли быть для существа с такими свойствами что-либо более
докучное, чем шум и крик? Пусть судьей в данном случае будет любой человек,
подверженный хандре (а таких в Англии предостаточно). Мы можем ежедневно
наблюдать примеры такого рода. В девяти случаях из десяти, если вы обедаете
с кем-нибудь вчетвером, трое из компании обязательно раздражаются, если кто
другой примется кромсать ножом пробки или царапнет ножом по тарелке. Мера
раздражительности в натуре человека и определяет, будет ли тот или иной звук
для него неприятным, ибо многие другие на подобные звуки и внимания не
обратят. Отлично. Но вы скажете, что Угрюмец в этом отношении настолько
экстравагантен, что не может выносить речи или разговора громче шепота.
Ясно, что именно эта крайность и делает его смешным и тем самым подходящим
для комедии персонажем. Если бы автор придал ему подобные свойства лишь в
умеренной степени, не меньше половины зрителей оказались бы на стороне
персонажа и осудили бы автора за то, что он пытался придать комическое
значение чертам, ничем не примечательным и совсем не смехотворным. К тому же
расстояние между сценой и публикой требует, чтобы выступающий на ней
персонаж был несколько большего масштаба, чем в реальной жизни: ведь черты
лица на портрете человека нередко бывают больших размеров, чем у оригинала,
и тем не менее изображение может быть необыкновенно сходным с моделью. Если
бы количественная точность соблюдалась при воспроизведении острословия, как
многие требуют этого в отношении юмора, во что бы превратились персонажи,
которые должны изображать остряков? Если бы какой-нибудь автор решил украсть
extempore {Без подготовки, экспромтом (лат.).} диалог между двумя
остроумнейшими людьми на свете, ему пришлось бы убедиться, что эта его
сценка весьма холодно принята широкой публикой, что, однако, было бы вполне
справедливо...
Сэр Джон Доу из той же пьесы является персонажем нарочито
аффектированным. Он всюду изображает себя необыкновенно ученым, хотя не
только сам, но и зрители прекрасно понимают, что он невежда. К той же
категории относятся такие персонажи, как Фрасон в "Евнухе" Теренция и
Пиргополиник в "Хвастливом воине" Плавта. Они выступают в обличье храбреца,
хотя и сами они и зрители знают, что это совсем не так. Подобная похвальба
своей доблестью в человеке действительно доблестном явилась бы чертой,
относящейся к юмору, ибо некоторая пылкость темперамента может довести
человека до тех крайностей, которые лишь аффектируются упомянутым мною
персонажем.
Коб в комедии "Каждый в своем нраве" и большая часть второстепенных
персонажей в "Варфоломеевской ярмарке" {6} обнаруживают лишь особенности в
повадке, соответствующие воспитанию и профессии изображаемых лиц. В данном
случае это не юмор, а привычная манера, усвоенная благодаря обычной
жизненной практике. К такого рода персонажам относятся всевозможные
деревенские шуты, матросы, торговцы, жокеи, игроки и т. п., которые
постоянно употребляют жаргоны или диалекты своего ремесла и профессии.
Создавать подобные персонажи можно чуть ли не по определенному рецепту: от
автора требуется только одно - набрать несколько подходящих фраз и терминов
данной профессии и заставить своих персонажей употреблять их в качестве
нелепых метафор в своих разговорах с различными другими персонажами. В ряде