"Анатолий Фёдорович Кони. Пирогов и школа жизни " - читать интересную книгу автора

обстановки Уже в Дерпте, готовясь к профессуре, он был до такой степени
стеснен в материальных средствах, значительную часть которых приходилось
тратить на опыты и научные исследования, что, по его собствен-.. ному
признанию, ему по целым неделям приходилось питаться главным образом чаем
и хлебом, причем обыкновенный чай был ему не по средствам и был заменяем
ромашкою или шалфеем. Но это закалило его по отношению к материальной
стороне жизни и разорвало навсегда ту связь, которая существует - и с
таким нравственным вредом - между привязанностью к удобствам жизни и тем,
что французы называют ligne de conduite (линия поведения - франц.).
Отодвигая на последний план заботу о материальной обстановке жизни и
"роскошествуя лишениями", как говорится в одном из житий святых, Пирогов
как бы осуществлял мнение Сенеки о том, что не тот беден, у кого мало, а
тот, кто хочет большего. Пройдя эту школу бедности. Пирогов усвоил себе ту
внутреннюю свободу, которая позволила ему потом не раз оставлять
обеспеченное положение, не цепляясь за него ради спокойствия обеспеченного
существования. Суровая школа оказалась полезной наставницей и подтвердила
мнение, что бедность то же самое, что протыкание ушей у девушки;
необходимо причинить боль, чтобы потом на зажившем месте могли появиться
украшения; в бедности крепнет дарование и - кто знает - сколько таланта и
поэзии погребено под грудами золота!..
Наука в том виде и объеме, в которых она предстала нред юным студентом, не
могла удовлетворить ни его ума, ни совести. Изречение о том, что наука для
одних - богиня, а для других - дойная корова, оправдывалось в то время
профессорами-медиками в Московском университете с той очевидностью, о
которой с добродушной иронией вспоминал через пятьдесят лет в своем
дневнике Пирогов Между профессорами особенно выдвигался знаменитый Лодер,
начинавший свои латинские лекции анатомии словами: "Videtis quam magna est
sapientia Dei" (Видите, сколь велика премудрость господня - лат.), быть
может, охранивший тем в сердце своего юного слушателя то религиозное
чувство, которое так часто проявлялось в его дальнейшей жизни. Зато другой
талантливый профессор-терапевт Мудров смотрел на деятельность врача с
чисто практической точки зрения, отводившей науке второстепенное - чтобы
не сказать сильнее - место.
Мой отец, изучавший медицину одновременно с Пироговым и свято чтивший
своего товарища, вспоминал практические советы, даваемые популярным в
Москве и имевшим обширную практику Мудровым на его последней лекции
оканчивающим курс слушателям. Он вызывал кого-либо из них - облеченного,
согласно тогдашней форме, в синий фрак с малиновым воротником и обшлагами
- и спрашивал его о том, как будет он лечить замоскворецкого купца, и на
ответ: "Постараюсь поставить диагноз и прибегну к cura interna et externa"
(лечению внутреннему и наружному - лат.) замечал:
"Ты, братец, прежде всего пошли нанять карету, хоть заложи что-нибудь,
коли денег нет, а карета чтоб была. Да как приедешь к больному и войдешь в
дом, прежде всего поищи глазами образ, да помолись на него, а потом и
спроси: "Где болящий?" Ну, какая может быть болезнь у него? - скорей всего
объелся... ты и пропиши ему oleum ricini (касторка) в надлежащем
количестве, а на расспросы окружающих скажи: "Ничего еще не могу сказать:
приложу всё разумение, а впрочем на всё воля господня". Ну, облегчит его,
и станут тебя считать хорошим доктором, невесту богатую сосватают"...
- "Ну, а тебя, - обращался он к другому вызванному, - позовут