"Анатолий Федорович Кони. Игуменья Митрофания (Из записок и воспоминаний судебного деятеля) " - читать интересную книгу автора

приходящих, устроенных настоятельницей Серпуховской Владычне-Покровской
общины были в то время отрадным нововведением в область черствого и
бесцельного аскетизма "христовых невест". Но все это было заведено на
слишком широкую ногу и требовало огромных средств. Не стеснявшаяся в
способах приобретения этих средств игуменья Митрофания усматривала их
источники в самых разнообразных предприятиях: в устройстве на землях
монастыря заводов "гидравлической извести" и мыльного, в домогательстве о
получении железнодорожной концессии на ветвь от Курской дороги к
монастырю, в хлопотах об открытии в монастыре мощей нового святого
угодника Варлаама и т. д. Когда из всего этого ничего не вышло, Митрофания
обратилась к личной благотворительности. Ее связи в Петербурге, ее
близость с высшими сферами и возможность щедрой раздачи наград
благотворителям помогли ей вызвать обильный приток пожертвований со
стороны богатых честолюбцев или людей, желавших, подобно скопцу
Солодовникову, заставить официальный мир хоть на время позабыть о путях,
которыми он и его товарищи по заблуждению думают спасти свою душу. Когда
источники, питавшие такую благотворительность, были исчерпаны, приток
пожертвований стал быстро ослабевать. С оскудением средств должны были
рушиться дорогие Митрофании учреждения, те ее детища, благодаря которым
Серпуховская обитель являлась деятельной и жизненной ячейкой в круговороте
духовной и экономической жизни окружающего населения. С упадком обители,
конечно, бледнела и роль необычной и занимающей особо влиятельное
положение настоятельницы. Со всем этим не могла помириться гордая и
творческая душа Митрофании, и последняя пошла на преступление.
Обвинительный приговор присяжных заседателей Московского окружного
суда, в который было перенесено дело Лебедева после того, как в Москве
были возбуждены преследования по более важным и сложным делам Медынцевой и
Солодовникова, был несомненным торжеством правосудия и внушительным уроком
будущим Митрофаниям, "дабы на то глядючи, им не повадно было так делать".
Но нельзя не признать, что Владычне-Покровской игуменье пришлось выпить
медлительно и до дна очень горькую чашу. Началось с того, что у нее
совершенно не оказалось тех ожидаемых заступников, о которых я говорил
выше. Никто не двинул для нее пальцем, никто не замолвил за нее слово, не
высказал сомнения в ее преступности, не пожелал узнать об условиях и
обстановке, в которой она содержится. От нее сразу, с черствой холодностью
и поспешной верой в известия о ее изобличенности, отреклись все сторонники
и недавние покровители. Даже и те, кто давал ей приют в своих гордых
хоромах и обращавший на себя общее внимание экипаж, сразу вычеркнули ее из
своей памяти, не пожелав узнать, доказано ли то, в чем она в начале
следствия еще только подозревалась. Надо заметить, что это отношение к
Митрофании возникло еще в такое время, когда, кроме следствия по жалобе
Лебедева, никаких других обвинений против нее не существовало, хотя, как
оказалось впоследствии, уже и в то время в Москве были потерпевшие от
других ее преступных действий. Когда в Москву пришли известия, что
игуменья, про влиятельную роль которой ходили легендарные рассказы,
привлечена в Петербурге, как простая смертная, к следствию, эти
потерпевшие зашевелились, и в марте 1873 года возникло в Москве дело
Медынцевой, а в августе - дело Солодовникова. Митрофанию два раза вызывали
в Москву для допросов, а в августе того же года московская прокуратура
потребовала дело Лебедева для одновременного производства и слушания с