"Анатолий Федорович Кони. Николай II (Статьи о государственых деятелях) " - читать интересную книгу автора

попечительств о бедных в противоположность Москве я заметил, что и там это
дело обязано своим возникновением и развитием энергичной деятельности
профессора Герье и может с его кончиной заглохнуть, она спросила меня, в
чем кроется причина этого, и я ответил указанием на нелепое городовое
положение, в силу которого в Думу допускаются исключительно домовладельцы
и промышленники, и, например.
я лично - уроженец Петербурга и проживший в нем почти 50 лет - не имею
права быть гласным думы, если не выправлю торгового или промыслового
свидетельства хотя бы на торговлю спичками. "Но как же этому помочь?" -
спросила она меня. "Madame, - ответил я, - pour choqer cet ordre qui n'est
q'un desordre, il у a un seul remede:
la volonte, de votre auguste epoux. Et vous n'avez qu'a lui parler la
dessus" [Мадам, чтобы изменить этот порядок, который является только
беспорядком, есть единственное средство - воля вашего августейшей, супруга.
И вы должны только поговорить об этом (фр.)]. Она быстро прервала
разговор на эту тему и почти перебила меня словами: "Est-ce qu'cn ete vous
habitez ton jours Petersbourg?" [Вы летом всегда живете в Петербурге?
(фр.)], давая тем понять, что я рекомендую ей нежелательную роль. Но в
делах попечительстве она держалась самостоятельных взглядов и стояла
всегда на разумной и целесообразной стороне. Это было нелегко для нее. Она
была застенчива и выражалась с трудом, хотя всегда весьма определенно и
решительно, несмотря на то что докладчиком и руководителем в заседаниях
был лукавый царедворец Танеев, старавшийся держать ее в бюрократа ческом
застенке, сводя некоторые вопросы к личной чиновничьей конкуренции с
честным, но недалеким секретарем императрицы графом Ламздорфом. Этот в
душевном отношении "moralisch hohler Mensch" [пустой человек (нем.)]
находил себе союзников в некоторых из членов Комитета и иногда в
приглашенных министрах. Впервые ей пришлось проявить себя, помимо
некоторых назначений и увольнений, шедших вразрез с иерархическими
привычками бюрократии, в вопросе об общественных работах в помощь
голодающим в 1900 - 1901 гг.
Вопрос об этой помощи со стороны попечительства был возбужден мною, но
встретил категорическое несочувствие членов Комитета, согласившихся с
Танеевым, что задача попечительства ограничивается исключительно
устройством мертворожденных и бесполезных домов трудолюбия, вместо
работных домов с принудительным трудом, и немногочисленных Ольгинских
приютов. Я остался при мнении, которое потребовал внести в журнал,
вернувшийся от императрицы с надписью: "Вполне разделяю мнение сенатора
Кони", и общественные работы были начаты энергически под руководством
Галкина-Врасского. И потом неоднократно она умела прислушаться к
правдивому голосу вопреки уверений угодливых советников или молчаливых
попустителей напрасной траты народных денег, ежегодно ассигнуемых в
распоряжение попечительства. Так, несмотря на предварительную обработку ее
согласия, она в заседании Комитета согласилась со мной вопреки молчанию
всех присутствующих, и в том числе Витте и Сипягина, о совершенной
недопустимости уплаты графине Платер-Зиберг огромной суммы за ее фабрику
плетеных изделий в Иллуксте под ложным предлогом, что это тоже дом
трудолюбия. Так, в дру гом заседании, где обсуждалась просьба "сестры
Варвары", поддержанная великой княгиней Елизаветой Федоровной и Танеевым,
устроившим даже предварительное совещание, о выдаче ей значительной суммы