"Конкурс 2 Obec.Ractet. СМЕРТЬ ПОЭТА" - читать интересную книгу автора

звуками иностранной речи. Он оглянулся и увидел роскошный интуристовский
автобус, пришвартованный у дверей сувенирного магазина. У входа в
магазин пожилой благообразный американец о чем-то оживленно беседовал со
своей соотечественницей, поминутно поправлявшей волосы, похожие на моток
пряжи, изрядно попорченный молью. Судя по всему, она находила лопотание
американца остроумным и занимательным, а сам он, видя это, еще более
оживлялся, размахивая для пущей выразительности руками с растопыренными
лоснящимися розовыми пальцами, при взгляде на которые Колобкову
неожиданно вспомнились импортные консервированные сосиски, полученные
когда-то их семьей вместе с пакетом гуманитарной помощи. Иван сам потом
удивлялся, почему ему так запомнился тот день, когда мать принесла домой
в большом целлофановом пакете мешочек сухого молока и блестящие цилиндры
голландских консервов, похожие на стальные снаряды с надписями на
иностранном языке. Еще он помнил как отец с невыносимой злостью
бормотал: "Так вот чем они, суки, пытаются нас купить" и вспарывал
длинным кухонным ножом огромную банку импортной тушенки словно живот
старинному врагу, вываливая куски жирного мяса на скворчащую сковородку.
Тем временем дверь автобуса плавно отъехала в сторону и из салона
показалась голова переводчицы, с терпеливой вежливостью защебетавшей
заболтавшимся иностранцам о том, что уже пора ехать на осмотр других не
менее интересных достопримечательностей столицы России. Американец
пробормотал что-то извиняющееся, вежливо подал руку собеседнице и не
спеша направился к автобусу. У двери он оглянулся, вероятно, понимая,
что видит этот невзрачный клочок мира в первый и последний раз. Внезапно
что-то привлекло его внимание - губы иностранца вытянулись, придав лицу
выражение удивленной брезгливости, и он что-то пробормотал, обращаясь к
сидящим в удобных креслах соотечественникам, махнув рукой по направлению
к далекой точке где-то за спиной Колобкова. Ивану удалось разобрать
только нечто похожее на "savages". Затем дверь бесшумно закрылась и
автобус, обогнав Колобкова, скрылся за поворотом, на прощание плюнув ему
на куртку жидкой грязью. Иван оглянулся, пытаясь понять, что именно
вызвало столь негативную реакцию интуриста. Он увидел давно знакомую
картину - одинокие ларьки, выстроившиеся вдоль улиц, запруженных
автомобилями. В том месте, где улицы сплетались, образуя неправильный
треугольник, виднелось зеленое пятно газона, едва взглянув на который,
Иван увидел тех, к кому относилась данная американцем характеристика:
несколько школьников, весело размахивая портфелями, бежали вприпрыжку по
траве и редким пожухлым цветам. Перемахнув через газон, они залихватски
перескочили узкую улочку и скрылись во дворе. Иван поправил немного
съехавшие с носа очки и пошел дальше. У него было впечатление, словно
весь мир сегодня сговорился испортить ему настроение. Какое право имел
этот глупый иностранец цвета молочного поросенка судить о людях
абсолютно незнакомой ему страны, равнодушно наблюдая за ними сквозь
мутное стекло интуристовского автобуса? Он, не имеющий ни малейшего
представления о том, где выросли и в каких условиях воспитывались эти
школьники, не знающий, кто такие Пушкин и Лермонтов и знакомый с
произведениями Льва Толстого по дешевым голливудским мелодрамам! Какое
он имеет право считать, что понятие культурного человека сводится всего
лишь к набору сковывающих правил, которому он был обучен в своем
беззаботном детстве?