"Григорий Иванович Коновалов. Вчера (Повесть) " - читать интересную книгу автора

горемыке, в сырой земле. Ты на внука радуешься, сын у тебя послушный, а
мой Васька разве человек? Одно слово - он есть Догони Ветер. Плохая пошла
молодежь. Помнишь, как мы с тобой женились?
Сорок колодцев по найму вырыли, тогда батя сказал:
"Справьте себе наряды, женить буду". Ноги-то застудили на всю жизнь, в
пояснице разогнуться нет силы.
А Васька все заработки на наряды мотает. Перед хозяйкой зоб надувает.
- Зачем же так? Чай, невеста есть в деревне.
- Парень молодой, перед грехом слаб. Хозяйка кровей горячих. А
Енговатов сырой, на корню гниет, мохом зацветает. Сам он виноват: двух жен
сбелосветнл, на третьей не надо бы жениться. Он ведь ее умчал от самого
Сабита. Пока от погони отбился, трех лошадей насмерть запалил... Сабпта
лошадь к кибитке привезла мертвым.
Киргизы искали душегуба, да след-то его простыл.
- Это грех Енговатова, зачем же Ваське брать на себя чужой грех?
- А если бы не Васька, Енговатов не уволок бы киргизку. За Васькой-то
она и согласилась бежать и веру другую принять.
- Жени скорей Ваську - и дело с концом.
- Енговатов не отпускает. Господи, чем только кончится эта канитель?
Вот-вот приедут хозяин с Васькой, так ты, Ерема, потолкуй с Васькой-то.
Крестный ты ему.
- А мы покличем невесту, задержим его на неделю и женим.
Данила, кряхтя, встал, посадил меня к себе на колени.
С надворья кто-то закрывал окна скрипевшими на морозе ставнями, а мне
казалось, что это Сабит просится в избу. В проталине я увидел большие
красные руки и прижался к Даниле.
- Что ты, милый, это отец твой закрывает. Отстучался в кузнице, домой
пришел. Видишь, метель-то какая! Как бы Васька не заплутался. Беда!
В горницу вошли мать и отец. Пахло от них дымом и гарью. Оба они
крупные, веселые, белокурые. После ужина мать начала взбивать подушки на
кровати, а я смотрел на ее большие, проворно двигавшиеся руки и очень
злился на Данилу за то, что он, видимо, считал меня вовсе глупым, щекотал
жесткими пальцами, просил:
- Дай табачку понюхать, Андреи Иванович.
Я складывал пальцы щепотью, подпоспл их к горбатому Данилипу носу, из
ноздрей которого кустились волосы.
- Аи да табак! - громко чихал и восклицал Данила.
- Милый Юшенька, ложись спать, - сказала мама, склоняясь ко мне и
целуя, как всегда, в левую щеку, где темнела в копейку родинка.
- Не хочу спать. Буду ждать Ваську Догони Ветер.
- Не замай, Анисья, - сказал дедушка. - Мы с Андреем работали вместе, а
теперь будем читать книгу.
Он сел за стол, и вся семья разместилась под висячей керосиновой
лампой: мать с пошивкой, бабушка с чулком, отец вязал бредень. У порога на
кухню и на кухне расположились подводчики. Дедушка раскрыл толстую книгу в
кожаном переплете, прожженном в нескольких местах и закапанном воском. Он
читал медленно, низко склонив голову с расчесанными на прямой пробор
седыми волосами. Книга рассказывала о человеке богатом, прославленном и
жадном. Вышел этот человек в глухую полночь с фонарем на крыльцо своего
дома, и чей-то голос из темноты сказал ему, что его заживо съедят черви.