"Роберт Конквест. Большой террор. Книга 1" - читать интересную книгу автора

привилегии, но была также проявлением остаточных человеческих чувств.
Наконец, существует моральное различие между любой степенью
сдержанности и полным ее отсутствием. Разумеется, участие в терроре против
кого угодно приводит к полному разложению личности, как это случилось с
Ежовым и другими; однако верно и обратное - что сохранение более или менее
гуманного подхода, даже в самых ограниченных масштабах, может помочь
восстановлению человечности, когда исчезнут побудительные мотивы данного
конкретного террора.
В течение последующих нескольких лет Сталин вырвал с корнем все остатки
гуманизма. Никакая часть общества не была больше ограждена от произвола.
Само по себе это обстоятельство иногда даже служило своеобразным утешением
беспартийным. В литературе о тюрьмах и концентрационных лагерях мы часто
находим сообщения о том, как злорадствовали обыкновенные заключенные, когда
в одну
камеру или один барак с ними попадали известные следователи НКВД или
партийные аппаратчики.
Действительно, главная беда террора была не в том, что он бил и по
членам партии и по остальному населению, а в том, что страдания населения
при терроре неизмеримо выросли. В деле Рютина главный пункт был не в том,
чтобы сохранить неприкосновенность привилегированных членов партии, а в том,
что это был пробный камень для Сталина: победить своих собственных
соратников и подчинить Россию полностью своей единоличной воле или нет. При
олигархии есть, по крайней мере, возможность, что те или иные члены правящей
элиты будут придерживаться умеренных взглядов или хотя бы охлаждать пыл
наиболее воинственных из своих жестоких коллег. А при единоличной диктатуре
все зависит исключительно от воли одного человека. Бывали, конечно,
сравнительно мягкие диктаторы. Но Сталин был не из их числа.
В начале 30-х годов Сталин держал в своих руках все нити
государственной власти, но бремя власти сказалось и на его личной жизни. 5
ноября 1932 года его жена Надежда Аллилуева покончила с собой. Однако ни
личная потеря, ни общественный кризис не сломили волю Сталина. Становилось
все более ясным, что эта воля была решающим фактором в только что
закончившейся ужасающей борьбе. Сталин холодно отверг все колебания. В своих
"Портретах и памфлетах" Карл Радек писал о Сталине: "В 1932 году он дал
железный отпор попыткам сдать правильно занятый фронт".[108] Партийный
работник того периода писал: "В описываемое мною время (1932 год)
преданность Сталину основывалась главным образом на убеждении в том, что не
было никого, достойного занять его место. Что любая смена руководства была
бы исключительно опасна, что страна должна была двигаться взятым курсом, ибо
попытка остановиться или отступить могла означать потерю всего".[109] Даже
один из троцкистов комментировал таким образом: "Если бы не этот..., все
распалось бы к сегодняшнему дню на куски. Это он связывает все
воедино...".[110]
К началу 1933 года многие партийные круги, до того отнюдь не убежденные
в возможности успеха, начали менять позиции и признавать, что Сталин
фактически победил. В 1936 году Каменев был вынужден заметить на процессе:
"Наша ставка на непреодолимость трудностей, сквозь которые шла страна, на
кризисное состояние экономики, на крах экономической политики партийного
руководства явно провалилась ко второй половине 1932 года".[111] Сталинская
"победа" вовсе не означала, что были созданы продуктивная промышленность или