"Роберт Конквест. Большой террор. Книга 1" - читать интересную книгу автора

полагали, что он поведет дело к примирению, поймет желание партии вкушать
плоды победы в относительном спокойствии. Можно было ожидать, что он удержит
общее руководство, но передаст многие бразды правления другим. "Пусть в бурю
и ненастье один стоит у власти" - но когда опасность позади, есть склонность
возвращаться к конституционным нормам.
Четверть века спустя Хрущев сообщил миру, что Сталин не бывал в деревне
с 1928 года.[117] Для него вся коллективизация была чем-то вроде кабинетной
операции. Но те, кто проводил коллективизацию в жизнь, пережили гораздо
более тяжелые времена. При всей беспощадности, с которой, скажем, Косиор и
другие проводили сталинскую политику, они оставались людьми, и не было
сомнений, что их нервы были напряжены до крайности. И руководители, и все
партийные организации ощущали тяжелую усталость, подлинное истощение в
результате борьбы. Однако теперь самое сильное напряжение было позади.
Партийная машина была прочно в руках людей, продемонстрировавших свою
преданность сталинской политике. Если бы Сталин хотел только этого -
политической победы и воплощения своих планов - то цель можно было считать
достигнутой. Теперь была необходима консолидация - и, возможно, смягчение.
Нужно было восстановить связь партии с народом и пойти на мировую с
озлобленными элементами внутри самой партии.
Такого рода идеи, по-видимому, владели умами представителей нового
сталинского руководства. Но на уме самого Сталина не было ничего похожего.
Его целью оставалась, как теперь ясно видно, непререкаемая власть. Пока что
он только ожесточил партию, но еще не поработил ее. Люди, которых он
выдвинул к руководству, были уже достаточно грубы и беспощадны, но еще не
все они были порочны и раболепны. И даже эта с трудом достигнутая жестокость
могла выветриться, если принять политику примирения, если допустить, чтобы
люди думали о терроре не как о постоянной необходимости, а только как о
временном выходе из положения.
Однако в тот момент все праздновали новое "объединение" партии. В
январе 1934 года собрался XVII съезд партии, "съезд победителей". 1956
делегатов (из коих 1108 были расстреляны в последующие несколько лет),[118]
слушали восторженные речи ораторов.
Тон задал сам Сталин:
"Если на XV съезде приходилось еще доказывать правильность линии партии
и вести борьбу с известными антиленинскими группировками, а на XVI съезде -
добивать последних приверженцев этих группировок, то на этом съезде - и
доказывать нечего, да пожалуй, - и бить некого".[119]
На съезде разрешили выступить бывшим участникам оппозиции - Зиновьеву,
Каменеву, Бухарину, Рыкову, Томскому, Преображенскому, Пятакову, Радеку и
Ломинадзе. Историки обычно отмечают то обстоятельство, что съезд выслушал
этих людей с уважением. Верно, во всяком случае, то, что в целом
враждебность к ним со стороны делегатов была гораздо меньше, чем на
предыдущем съезде. Речь Пятакова была встречена "продолжительными
аплодисментами". Речи Зиновьева и Бухарина никто не прерывал, и они
заслужили "аплодисменты". Радека и Каменева прерывали выкриками, однако в
конце им обоим аплодировали. Рыкова и Томского прерывали, а в конце их
выступлений аплодисментов не было. Но даже этих двоих выслушали относительно
спокойно и вежливо. Все речи бывших участников оппозиции были выдержаны в
ортодоксальном сталинском духе, они были полны комплиментов Генеральному
секретарю и оскорблений по адресу его противников.