"Роберт Конквест. Большой террор. Книга 2" - читать интересную книгу автора

откровенным и заканчивался тем, что они доносили друг на друга. Только
старые, испытанные друзья могли вести беседы, которые хоть немного
отклонялись от официальной линии. Отбор был очень тщательным. Илья Эренбург
рассказывает в своих воспоминаниях, что у его дочери был пудель, который
научился закрывать дверь гостиной, как только разговор гостей становился
приглушенным. Он получал за свою бдительность кусочек колбасы и научился
безошибочно распознавать характер разговора.[5]
Но не все сознательные граждане безотказно выполняли свой стукаческий
долг. В своей книге "Я выбрал свободу" Кравченко приводит такой эпизод:
"Директор одного предприятия подвез как-то на своей машине мать "врага
народа", старую женщину, после чего его шофер сказал: "Товарищ директор, я,
может быть, сукин сын, который должен сообщать обо всем, что видит и слышит.
Но клянусь собственной матерью, на этот раз не скажу ни слова. Моя мать -
простая женщина, а не такая интеллигентная дама. Но я ее люблю, и спасибо
вам, Виктор Андреевич, говорю как русский - русскому". И действительно, об
этом инциденте никто не узнал, хотя впоследствии директору были
инкриминированы различные "серьезные преступления"".[6]
Если нацизм способствовал выходу наружу садистских инстинктов, учредив
это законодательным порядком, то сталинский тоталитаризм автоматически
поощрял подлость и злопыхательство. Даже сегодня в советской печати можно
натолкнуться на заметки об "особо сознательных" гражданах, которые сообщают
в милицию о проступках (истинных или воображаемых) своих сограждан и в
результате добиваются их высылки в отдаленные районы. Во времена Сталина это
было общепринятой практикой. Интриганы, вызывающие склоки дома и на работе,
авторы анонимных писем и т. д. могут причинить неприятности в любом
обществе. При Сталине эти люди процветали.
"Я видел, - пишет Эренбург в третьей книге своих воспоминаний, - как в
передовом обществе некоторые люди, казалось бы приобщенные к благородным
идеям, совершали низкие поступки во имя личного благополучия или своего
спасения, предавали товарищей, друзей; жена отрекалась от мужа, расторопный
сын чернил попавшего в беду отца".[7] А не так давно в СССР был напечатан
рассказ, довольно типичный, о том, как студент геологического института
донес на своего друга. На танцах он подслушал, как его друг рассказывал
своей девушке, что его отец был казнен. При поступлении в институт он этот
факт скрыл. Студента исключили и сослали в трудовой лагерь на 15 лет.[8]
Деятельность доносчиков разрослась до невероятных размеров. В
украинских газетах сообщалось, что один житель Киева донес на 69 человек,[9]
а другой - на 100.[10] В Одессе один коммунист донес на 230 человек.[11] В
Полтаве член партии "разоблачил" всю свою организацию.[12]
На XVIII съезде партии, когда "перегибы", допущенные во время чисток,
подвергались запоздалой и частичной критике, огласили рассказ одного
доносчика о том, как ему удалось добиться снятия пятнадцати секретарей
местных партийных организаций. Другой известный клеветник из Киева, как
сообщалось на съезде, "обратился с такой просьбой: "Я выбился из сил в
борьбе с врагами, а поэтому прошу путевку на курорт". (Громкий смех)".[13]
Некоторые совершенно бредовые доносы вели к невероятным результатам,
анонимные письма представляли собой просто злопыхательские выдумки, но они
достигали цели. Вот пример: некто Силаков дезертировал из Красной Армии, а
затем сдался в Киеве. Он рассказал о том, что планировал налет на почтовое
отделение, чтобы достать деньги для террористической организации, но потом