"Роберт Конквест. Большой террор. Книга 2" - читать интересную книгу автора

решил добровольно отдать себя в руки советской власти. НКВД этого было мало.
Силакова как следует избили, и после этого была выработана другая версия, в
которой фигурировал уже не только он сам и его друзья, но целое военное
подразделение. Во главе заговора стоял теперь не Силаков, а его командир.
Они намеревались совершить террористические нападения на членов
правительства. Почти все подразделение, от командира до шоферов, было
арестовано, причем многие - вместе с женами. В дело были вовлечены также обе
сестры Силакова, его старая больная мать и его отец. Привлекли даже дядю,
который всего один раз виделся с племянником, но он был унтер-офицером (т.
е. младшим сержантом) в царской армии. По новой версии дядя превратился в
"царского генерала".
Это нелепое дело раздулось до такой степени, что "в киевской тюрьме не
осталось ни одной камеры, где бы не сидел человек, связанный с заговором
Силакова".[14] После падения Ежова и его киевского представителя Успенского
в 1938 году, Силаков и все осужденные вместе с ним были допрошены заново. Им
была дана возможность отказаться от своих показаний. Некоторые на это не
соглашались, опасаясь ловушки, и тогда с ними пришлось говорить по-другому.
Этих людей насильно заставили отказаться от ложного признания своей вины в
преступлении, которое грозило им смертной казнью. В результате сам Силаков
был приговорен к трем годам тюремного заключения, но лишь за дезертирство.
Но доносительство процветало не только на любительской добровольной
основе. НКВД повсеместно организовал специальную сеть "сексотов" (секретных
сотрудников), которые вербовались из местного населения.
Сексоты разделялись на две группы: в первую входили добровольцы -
откровенные подонки и злопыхатели, которые хотели досадить своим знакомым, и
"идеалисты", уверенные в том, что они работают для блага "Дела". Вторую
группу составляли сексоты по принуждению; часто этим людям обещали облегчить
судьбу их родственников, находящихся в тюрьме. Они надеялись, что будут
говорить правду и не доставят неприятностей своим друзьям. Но это был
самообман: нажим становился все сильнее и сильнее. Сексота, который не
поставлял информации, автоматически брали на подозрение. А поскольку
население в целом научилось держать язык за зубами, доносчикам приходилось
все больше сообщать о безобидных поступках и словах, по-своему истолковывать
или просто выдумывать, чтобы удовлетворить одолевавшую НКВД жажду
заговоров.[15]
В воспоминаниях очевидцев есть история о том, как один украинский
сексот стал убежденным коммунистом. Он не смог вступить в партию из-за
прошлых связей с Белой армией, и поэтому решил служить делу коммунизма
единственным доступным ему способом. Вначале он старался соблюсти
беспристрастность. Он всего лишь выполнял свой долг, а это всегда приятно.
Когда ему удавалось преодолеть угрызения совести, личные склонности и
антипатии, он чувствовал себя настоящим героем.[16] Но одних намеков на
враждебное отношение к правительству было недостаточно. Сотрудники НКВД,
конечно, прекрасно знали, что в эту категорию попадает широкий слой
населения, и требовали новых конкретных сведений. Сексот попытался
сопротивляться, но был сам обвинен в том, что скрывает факты. И он начал
по-своему "истолковывать" подслушанные разговоры, пока всякое различие между
правдой и ложью не стерлось у него в уме. Но даже несмотря на это он был на
плохом счету, потому что пытался сохранить в своих доносах подобие
убедительности. Его измышления казались начальству слишком сдержанными, и он