"Роберт Конквест. Большой террор. Книга 2" - читать интересную книгу автора

сам был арестован.
Любой отчет о работе советского учреждения, научно-исследовательского
института и т. д., даже до Большого террора, говорит о том, что жизнь в нем
представляла собой клубок интриг. То же самое, наверное, можно сказать о
многих других странах. Но средства, доступные интригану в советских
условиях, делали его гораздо более опасным. Для того, чтобы продвинуться,
нужно было "компрометировать" других, добиваться их исключения из партии, а
зачастую и их ареста. Это был общепринятый способ служебного продвижения.
Объектом мог быть соперник, чье положение казалось слишком прочным, или же
один из его подчиненных, с помощью которого можно было очернить начальника.
По самым приблизительным подсчетам, каждый пятый сотрудник советского
учреждения в те годы был в той или иной ферме осведомителем НКВД.[17]
Вот, например, как обстояло дело в сталелитейной промышленности. Вслед
за Гвахарией, племянником Орджоникидзе и одним из гениев индустриализации,
все директора крупных литейных предприятий на Украине были арестованы.
"Через несколько месяцев были арестованы, и те, кто пришел им на смену.
Обычно удерживался только третий или четвертый по счету состав руководства.
Литейная промышленность попала в руки молодых и неопытных людей. У них не
было даже обычных преимуществ молодости, потому что отбор носил
исключительно "негативный" характер. Это были люди, которые в прошлом
неоднократно доносили на других. Они неизменно становились на колени перед
теми, у кого было больше власти. Они были искалечены морально и
нравственно".[18]
Сталин неуклонно разбивал все формы солидарности и товарищества, за
исключением тех, которые были созданы на основе личной преданности ему
самому. Террор полностью разрушил личное доверие. Больше всего пострадали,
конечно, организационные и коллективные связи, которые все еще существовали
в стране после 18 лет однопартийного правления.
Самой могущественной и важной организацией, требующей приверженности по
отношению именно к себе, к своим идеалам, была партия или, точнее, ее
досталинский состав. Затем - армия. Потом уж интеллигенция, которая
справедливо считалась потенциальным носителем еретических идей. Все эти
групповые "приверженности" возбуждали особенно яростную реакцию. Но когда
Сталин стал действовать против всего народа как такового, он был совершенно
логичен. Только такими методами можно было раздробить общество, уничтожить
всякое доверие и всякую преданность, за исключением преданности ему самому и
его ставленникам.
Бабель говорил: "Теперь человек разговаривает откровенно только с
женой - ночью, покрыв голову одеялом".[19] Только самые закадычные друзья
могли намекнуть друг другу о несогласии с официальными взглядами (да и то не
всегда). Рядовой советский гражданин не мог определить, в какой степени
официальная ложь "срабатывает". Такой человек думал, что он, вероятно,
принадлежит к разбросанному и беспомощному меньшинству, что Сталин выиграл
свою битву, уничтожив представление о правде в умах людей. Но не все
приписывали вину Сталину. Он всегда умел остаться на заднем плане, обманув
даже таких людей, как Пастернак и Мейерхольд.[20] А если в заблуждении
оказались умы такого калибра (хотя и не политического склада), то ясно, что
аналогичные представления были широко распространены. Страх и ненависть всей
страны сосредоточились на Ежове.