"Лев Зиновьевич Копелев. Брехт " - читать интересную книгу автора

бюргерская Германия, работящая и домовитая, строящая и торгующая, охочая до
пива и песен, драк и молитв. Столетиями через Аугсбург прокатывались войны и
мятежи; католики резали протестантов, протестанты католиков; пруссаки лупили
баварцев, французы австрийцев. Топали наполеоновские гренадеры, рысили
казаки. Потом задымили трубы первых фабрик. Просвистел первый паровоз. И уж
совсем недавно были великие перемены, которые он сам видел и ощутил в годы
войны и на улицах, кипящих революцией.
Мир изменяется, и в этом счастье, и смысл, и цель его жизни, его
стихов, его драм. Нет, он не безрассудный любовник поэзии. Даже когда просто
наслаждается игрою живых сил - мыслей, образов, звуков. Смыкаются и
размыкаются слова - зримые, красочные на слух, осязаемо плотные в мгновенных
видениях. Слова тянут пестрые нити воспоминаний. Эта игра не перестает быть
радостью, когда сознаешь, что она еще и полезна, целесообразна, и думаешь о
тех плодах, которые принесут мучительно сладкие, жизнетворные судороги слов.
Но как узнать настоящую цель? Как отличить бесплодную игру от
плодотворной?
Когда-то верили, что поэт одержим таинственной, сверхчеловеческой
силою, вдохновлен музами, богами, святым духом. Когда-то театральные зрелища
были священнодействием, магией, ритуальными обрядами, мистериями.
Теперь за стихи платят построчно и продают их так же, как пиво, зубные
щетки, сигареты. Зрители покупают билеты, артисты получают жалованье,
драматург - гонорар. Значит, все это кому-то нужно? В театральные кассы
приносят и трудно заработанные деньги. Но ведь люди покупают и хлеб и
пирожные, целебные лекарства и отравляющие наркотики.
В юности он не думал об этом. Теперь он встречает людей, которые так
же, как он, ненавидят мир казарм и гимназий, мир самодовольной корысти и
мещанского мелкодушия, так же, как он, возмущены бессилием и униженностью
бедняков, произволом и наглостью имущих, так же, как он, хотят знать
правду - настоящую правду о настоящей жизни. И так же, как он, презрительно
отвергают пустую болтовню о неземных идеалах, слащавые утешения и бесплодные
сантименты. Но в отличие от него они знают, чего хотят взамен, верят, что
грязный, кровавый мир можно изменить, улучшить и притом очень скоро силами
тех, кто живет сегодня здесь, рядом.
Теперь и он знает, что мир могут изменить не святые, не чудо-герои, а
самые обыкновенные люди, которые работают, грешат, верят негодяям, страдают,
бывают несправедливы и жестоки, добры и благородны, приспосабливаются к
подлой жизни и восстают против нее. Они чаще отступают перед ложью, чем
отстаивают истину. Швейков и Санчо Панса - миллионы, а христов и донкихотов
единицы. Но ведь тем-то и святы Христос и Дон-Кихот, что жили и погибали за
всех людей, "душу отдавали за други своя", таких, какие есть.
Брехт читает книги Маркса и Ленина, посещает занятия в МАРШ -
марксистской рабочей школе. Так он находит ответы на самые мучительные и
важные вопросы, иногда и на те, которые сам еще не успел задать.
"Бытие определяет сознание". Ему издавна смешны чистоплюи, болтающие в
стихах и прозе о неземных идеалах, высокомерно далекие от настоящей жизни.
Идеалистические серафимы лгут, стараясь уверить, что у них только головы и
крылья, никаких потрохов, ни ног, ни задниц. Нет, все есть, и только укрыто
дымом фимиама, туманом литературной и философской болтовни. Все растет из
материального бытия: и мысль и поэзия. Прав Гёте: вначале было дело. Из дела
и жизнь и слово. Вначале дело простейшей материи, жизнь клетки, зародыша,