"Лев Зиновьевич Копелев. Брехт " - читать интересную книгу автора

Герои и хор говорят стихами и прозой. Слова предельно просты,
сравнения, метафоры несложны, легко обозримы. В стихах трезвость и внятная
обстоятельная логичность прозы. В прозе напряженная патетическая
приподнятость и ритмы стихов.
Когда три агитатора запрещают четвертому призывать безработных к
безрассудному и безнадежному восстанию, они в числе других аргументов
ссылаются и на классиков марксизма, которые учат разумной тактике
революционной борьбы.
"Молодой товарищ. Я спрашиваю вас: неужели классики могут терпеть, чтоб
нужда продолжалась?
Три агитатора. Они говорят о способах осилить всю нужду в целом.
Молодой товарищ. Значит, классики не хотят помогать каждому
нуждающемуся сейчас, немедленно, прежде всех...
Три агитатора. Нет.
Молодой товарищ. Тогда классики - дерьмо, и я рву их; потому что вопит
человек, живой человек и его нужда разрывает плотины всех теорий. Поэтому я
буду действовать сейчас и немедленно потому, что и я вопию и прорываю
плотины теорий (Рвет книги).
Три агитатора. Не рви их. Они нам нужны. Каждая. Подумай о реальной
действительности. Твоя революция свершится быстро, продлится один день и
завтра будет удушена. А наша революция начнется завтра, победит и изменит
мир. Твоей революции не станет, когда не станет тебя. Но когда не станет
тебя, будет продолжаться наша революция".
В завершающей драму песне контрольного хора сплетаются слова газетных
лозунгов и библейских пророчеств.
Ганс Эйслер написал музыку к "Чрезвычайной мере".
Устроители очередного фестиваля в Баден-Бадене отклонили пьесу,
опасаясь вмешательства полиции. Музыку они одобрили, но текст сочли
"неполноценным по форме". Тогда авторы передали пьесу объединению рабочих
хоров Берлина.
Споры вокруг "Чрезвычайной меры" ожесточенней, чем когда-либо раньше.
Ни одна из пьес Брехта не вызывала таких разногласий среди его друзей и
единомышленников.
Рецензент "Роте фане" уверяет, что молодой коммунист, осужденный своими
товарищами и автором, действовал правильно, по-ленински стремился
использовать революционную ситуацию, а те, кто осудил его, типичные
оппортунисты, меньшевики, эпигоны Плеханова с его тезисом "не надо было
браться за оружие".
Некоторые читатели сердятся. Пьеса называется учебной. Но чему она
учит? Чем отличается нравственность этих агитаторов от морали воинов ислама,
средневековых тайных судилищ "Феме" или иезуитских конспираторов - от морали
всех, кто готов убивать людей ради торжества сверхчеловеческих сил? Только
тем, что здесь взамен старых абстракций - аллаха, церкви, закона новая
абстракция - коммунизм?
Им возражают друзья пьесы:
- Прежде всего: коммунизм не абстракция. У нас три миллиона
безработных, а в Советском Союзе безработицы нет. Разве это не конкретно?
Боги и церкви не просто абстракции. Они абстрактная брехня, а необходимость
изменить мир, уничтожить нищету и эксплуатацию - конкретная правда.
- Все так. Но ведь это различия целей. А мы говорим о средствах, о