"Лев Зиновьевич Копелев. Брехт " - читать интересную книгу авторауже взрослый. И он, как назло, забывает о мыле, о чистых воротничках, о
ваксе для ботинок. 2 декабря 1914 года "Аугсбургские последние известия" впервые опубликовали его стихотворение, тоже подписанное "Бертхольд Эуген". Печальное, горькое стихотворение, совсем не похожее на военные стихи тех лет. Поздней ночью, слышны еле-еле, Провода телеграфные пели О тех, кто убит на поле битвы. Тишина у врагов, у друзей - везде. Только матери плачут тихо И там и здесь... В первые дни войны его увлекли было слова о величии Германии, газетные, книжные слова, знакомые, но бесплотные, не осязаемые, как знаки алгебраических формул. Потом он увидел первые траурные объявления: "Пал смертью храбрых...", "Пал на поле чести..." Увидел заплаканных женщин в черных вуалях. Смерть - это уже не только слово. Уныло высокопарные словосочетания в черных рамках скрывают смерть Ганса или Фрица, скрывают настоящую боль, горе, слезы матерей, невест, братьев. 9 декабря опубликовано его стихотворение "Ганс Лоди". Капитан Ганс Лоди был немецким шпионом в Англии. В немецких газетах подробно писали о том, как он хладнокровно шел на казнь. Читая патетические строчки телеграфных Серое, тусклое утро. Тюремная стена. Взвод солдат. Яма у стены. Ты безмолвно погиб Одинокою смертью под серым небом. Тебя накормили враги Последним твоим хлебом. Никем ты воспет не был... В заключение слова о благодарной Германии, о немецкой славе. Звонкие пустые слова из школьных учебников и газет. Но все же главное - не они, не мертвенные слова о воображаемой потусторонней жизни, а реальный ужас одинокой смерти и напряженная тоска по бессмертию. Эта холодная, бесплотная тоска сгустилась в теплую плоть стиха, который должен продлить жизнь Ганса Лоди, оборванную пулями. Вильгельм Брюстле, тогдашний редактор "Аугсбургских последних известий" вспоминает о юном поэте: "Это был человек, исполненный настоящего жизнелюбия, можно сказать, жажды жизни, за которою он наблюдал бдительно и трезво, хотя и приближался к ней с известной робостью. Он был совершенно чужд сентиментальности. И казалось, искал одновременно счастье и правду. Уже очень рано обнаружились в нем отвращение к низменному и сильный общественный темперамент... Он был очень общителен, особенно в кругу своих юных друзей... Женщины заинтересовали его очень рано. В разговорах с ним я всегда испытывал его обаяние, вокруг него как бы возникало электрическое силовое поле". |
|
|