"Лев Копелев. И сотворил себе кумира..." - читать интересную книгу автора

седая, творожно бледная и расплывчатая. Последней была Ада Николаевна,
увядшая рижская барышня с печальными, добрыми глазами. Когда я уже ходил в
школу, она еще год воспитывала Саню.
Не помню, как и чему учила нас каждая из них, но в итоге мы с братом
бойко лопотали, читали и писали по-немецки. Саня в ту пору еще оставался
политически индифферентным, - последняя бонна ушла, когда ему исполнилось
восемь лет. Но я к десяти годам был убежден, что немцы - самый культурный из
всех народов и к тому же лучшие друзья России, а немецкая монархия - самое
справедливое государство.
Книги мы брали в лютеранской библиотеке при доме пастора. В кабинете
пастора висел большой, во всю стену, портрет Лютера. Вдохновенный взгляд,
обращенный к небу, темнокоричневая сутана, темнобагровый фон. Для меня этот
портрет еще долго оставался образцом прекрасной живописи, впервые увиденной
вблизи. В романах Карла Мая благородные немцы совершали подвиги в самых
разных странах света, чаще всего среди северо-американских индейцев. Не
менее увлекательны [39] были книги о "старом Фрице", - великом короле
Фридрихе II, о подвигах "черных егерей" Люцова в 1813 году.
Больше всего я радовался, когда немцы оказывались союзниками русских и
вместе воевали против шведов, против Наполеона.
Два лета - 1921 и 1922 годов - мы жили в совхозе, где отец работал
агрономом. Директором совхоза был Карл Майер, который раньше арендовал эту
же землю как садовод. Совхоз по привычке называли "садоводство Майера", - но
теперь он принадлежал Горкомхозу; вместо цветов разводили картошку, капусту,
свеклу... Лишь на тех участках, где земля отдыхала, буйно росли задичавшие
тюльпаны и георгины.
Директору оставили большое приусадебное хозяйство с фруктовым садом.
Карл Майер - высокий, грузный, седой, с бельмом на левом глазу, с густыми
длинными усами - был величествен и молчалив. Домой он приходил только к
обеду и к ужину.
Мама говорила: "Он просто не умеет плохо работать. И все должен сам
проверить, каждую грядку. Вот поэтому немцы и живут хорошо, что они так
работают, Они прилежные, добросовестные, потому и стали культурными!"
Вся большая семья Майеров работала. Каждый точно знал свои обязанности.
Жена - "гроссмутер Ида", рослая, прямая, смуглая, с блестящими глазами,
всегда замысловато причесанная, ведала садом, огородом, птичником и
собственным домом. Ее свекровь - 80-летняя "гроссмутер Мариа" заведывала
коровами, свиньями и крольчатником. Лицо, словно вырубленное из сухого
дерева, почти без морщин. В большом рту желтели большие зубы. Она курила
самодельные сигары - на чердаке сушились табачные листья. Гроссмутер Мариа
вставала раньше всех, носила темную затрапезную юбку, темный передник и
грубые башмаки на деревянной подошве без задника. Жилистыми, по-мужски
широкими руками она легко носила полные подойники и ведра с кормом. Она была
так же молчалива, как сын, казалась еще более строгой, чем он, вовсе не
говорила по-русски. Только изредка ругалась: "зволичь... зукин зын."
Дочь хозяев - "танте Люци" - высокая, белолицая, всегда озабоченная,
готовила, убирала в доме, шила, чинила, занималась с детьми, учила их
грамоте и арифметике.
Муж Люци - "онкль" Ганс Шпанбрукер, перекапывал сад [40] и огород,
возил навоз, чистил коровник и свинарник, плотничал, слесарничал, ведал
инструментальной кладовой. Он был плечистым, сильным - легко поднимал