"Лев Копелев. И сотворил себе кумира..." - читать интересную книгу автора

Слова "антисемит", "юдофоб" для нее были бранными, пугающими. Боннам,
домработницам и знакомым она объясняла, что есть, мол, евреи, и есть жиды;
еврейский народ имеет великую культуру и много страдал; Христос, Карл Маркс,
поэт Надсон, доктор Лазарев (лучший детский врач Киева), певица Иза Кремер и
наша семья - это евреи, а вот те, кто суетятся на базаре, на черной бирже
или комиссарствуют в Чека, - это жиды; жаргон - это испорченный немецкий
язык, он уродлив, неприличен, и ее дети не должны его знать, чтобы не
испортить настоящий немецкий язык, которому их обучают. А древнееврейский -
это прекрасный культурный язык. Сама она его не знала, но соглашалась с
бабушкой и дедушкой, которые требовали, чтобы нас с братом учили
древнееврейскому.
Тогда же, когда я начал заниматься с Лидией Лазаревной, появился и
учитель древнееврейского. Илья Владимирович Галант был до революции
профессором истории в Киевском университете. Но в те голодные годы он давал
частные уроки иностранных языков и древнееврейского. Он казался мне очень
старым, был рассеян, неряшлив; забывал то снимать, то надевать калоши; его
пиджак был постоянно осыпан папиросным пеплом, он крутил тоненькие папироски
дрожащими, узловатыми пальцами. Пенсне на тонком шнурке то и дело падало с
большого синесизого носа, и на дряблых щеках топорщилась серая щетина. Начал
он учить меня древнееврейской грамоте; она оказалась такой же скучной, как и
гаммы Бейера, которые я разучивал, долгими часами бренча на пианино. И сразу
же не понравилось, воспринималось как нелепость, чтение шиворот-навыворот,
справа налево.
Зато очень интересны были рассказы Ильи Владимировича. Начинал он
просто излагать библейские предания, историю Иудеи. Но потом увлекался и,
забывая об учебниках, о Библии, подробно говорил о Вавилоне, об Ассирии, о
Древнем Египте, о древней Греции и Риме. А я благодарно расспрашивал,
проверял сведения, почерпнутые из исторических романов. Так же подробно и
увлеченно рассказывал он о битве при Калке, о Фронде, о Ричарде Львином
Сердце, о сравнительных достоинствах Суворова, Наполеона и других
полководцев, описывал, как были вооружены египетские и еврейские воины,
афинские гоплиты и римские легионеры, рисовал осадные машины и боевых
слонов...[67] Илья Владимирович должен был учить меня еврейской религии, но
он говорил, что Бог один у всех народов, что во всех религиях есть много
предрассудков, но много и хорошего, что и Моисей и Христос были великими
пророками, и только наивные фанатики приписывают им божественность. Самым
великим пророком для него был Лев Толстой, о котором он говорил с волнением,
заметным даже для меня. И с гордостью показывал свою брошюру, - кажется,
что-то об истории еврейского вопроса - предисловием к которой были письма
Толстого и Короленко.
Дедушка и бабушка с огорчением убедились в том, что после целой зимы
уроков профессора Таланта я не знал ни одной еврейской молитвы и не видел
никакой разницы между Моисеем и Христом, - благо многие рассуждения Ильи
Владимировича совпадали с тем, что говорила Лидия Лазаревна. Когда я ее
спрашивал о Боге, она отвечала, что Бог, конечно, не старик с бородой, как
на иконах и на картинках, а великий закон любви, идеал добра, та сила,
которая позволяет различать, что хорошо, а что плохо.
- А что с нами будет после смерти, где находятся рай и ад, об этом
поговорим, когда подрастешь, все это очень непросто...
Мне сказали, что Илья Владимирович заболел и больше не будет давать