"Олег Корабельников. Стол Рентгена (Авт.сб. "Башня птиц")" - читать интересную книгу автора

человеком.
Чугунный Давид, тезка мастера, опирался на меч и смотрел себе под ноги
с мягкой улыбкой. Он не был человеком, он был вечен.
Мастер Рентген, однофамилец того Рентгена, что открыл Х-лучи, смотрел
сквозь толщу двух веков, усмехался и грозил пальцем. Он уже не был
человеком, он воплотился в вещи и обрел через них бессмертие.
Тогда реставратор в полном самоуничижении решил покончить с жизнью. Он
возненавидел в себе человека. Он взял веревку и, завязав петлю, долго
ходил по квартире, выискивая подходящий крюк или гвоздь. Но на крюках
висели хрустальные люстры, а на гвоздях - хорошие картины. Он боялся
повредить вещи своим мерзким телом, поэтому отбросил веревку и стал искать
нож, чтобы вскрыть вены. Но все ножи были коллекционными, бритвы - только
старинные, и он не решился осквернять искусство своей бренной плотью. Из
всех ядов в доме нашлась только водка, он напился до беспамятства и в этом
состоянии, наполовину потеряв человеческий облик, окончательно продал свою
душу.
Дьявол явился к нему в образе чугунного Давида. Скульптура
шевельнулась, осторожно спустилась с постамента; подошла к лежащему
реставратору и прикоснулась мечом к его шее.
Тот хрипел, икал от выпитой водки, кружилась голова, и вещи шевелились.
Ему показалось, что Давид разомкнул свои чугунные уста и сказал ему
торжественно и внятно:
- Встань, отринь покровы, уподобься столу и будь вечен.
Тогда, вняв услышанному, он с трудом разделся, встал на четвереньки,
покачиваясь, выпил еще водки и отринул от себя все человеческое. Всю свою
мягкую болезненную плоть, свои слабые руки, всю свою слизь, мякоть, жижу,
смертную и смрадную, свое ненасытное сердце. Он отрекся от своей
принадлежности к человеческому роду и страстно пожелал стать столом, стать
частью бессмертного искусства, неистребимого и вечного.
И когда тело его претерпело в корчах и муках метаморфозу, он ощутил
всем своим деревянным ароматным и чистым телом, как обновление превратило
его в то, чем он был всю свою жизнь, но только смутно догадывался об этом,
- он стал письменным столом.


Так продолжалось с месяц. Каждый день он превращался в стол, стоял и ни
о чем не думал. Глазами - замочными скважинами - он раскосо взирал на свою
комнату, на все эти вещи, близкие и понятные. Он ощущал свою близость
всему этому великолепию и жалел только об одном, что не может посмотреть
на себя со стороны, пока не догадался придвинуть зеркало в черной раме, в
котором и увидел себя в образе того самого стола, что не так давно
уничтожил собственными руками.
Это принесло ему новые муки. Он старался хоть раз превратиться в стол
работы мастера, но это не зависело от его воли. Выпитая водка неизменно
делала свое дело, и несовершенное тело превращалось в несовершенный
предмет. Наверное, в этом была своя закономерность.
Тогда реставратор попробовал бросить пить. Он слонялся по квартире,
разговаривал с Давидом, заигрывал с фарфоровыми пастушками и страдал от
головной боли. Он стал забывать свое имя, на телефонные звонки не отвечал,
двери не открывал. Только по необходимости выходил из дома пополнить