"Олег Корабельников. О свойствах льда (Авт.сб. "Башня птиц")" - читать интересную книгу автора

им, одухотворяется его духом, живет его жизнью и является его
непосредственным продолжением.
Он сел, зачерпнул горсть снега, крякнул и сказал: "Я самый умный". -
"Ну и что?" - спросил бюст. "Я тебя кулаком трахну", - сказал он на это.
"Не-а", - сказал бюст, высокомерно вытягивая губы. "Это почему же? Видал
кулак? Его все боятся". - "Кроме меня", - сказал вызывающе бюст. "Ты ведь
ничего умного сказать не можешь", - высказал он свое любимое обвинение.
"Как и ты", - ответил бюст.
Услышав это, он замолчал, стараясь придумать такой аргумент, чтобы
после него уже не придумывать никаких аргументов. И сказал так: "Растоплю.
Автогеном". На что бюст строптиво ответил: "Отращу руки, стукну. Видал я
таких философов". - "Скотина! Да как ты смеешь!" - "А вот так, - сказал
бюст, - я говорю твоими же словами. Нравится? Это не ты, а я самый умный,
самый сильный, самый талантливый. А ты - комок мяса, живший только для
того, чтобы создать меня. Теперь можешь убираться. Мне и без тебя хорошо".
Бюст поднатужился и высунул язык, красивый, как леденец.
Он хотел тотчас же разбить лед, раскидать его куски по балкону,
превратить их в воду, вернуть льду первоначальную бесформенность и
бессловесность, но пожалел свой труд. В конце концов, какой-никакой, а
памятник. Поэтому он плюнул на лысину бюста, подождал, когда плевок
замерзнет, и, с удовлетворением захлопнув балкон, принялся за штангу.
Звенела сталь, стонал дощатый помост, пришельцы на стене деловито
лупили друг друга, бюст на балконе терпеливо собирал падавший снег,
растапливал его и наращивал руки, а он не думал ни о чем, потому что мышцы
в эти священные часы заменяли ему мысли. Величие его оставалось
непоколебимым.
Вечером он ушел на свой склад и, прислушиваясь к голосу оттепели, даже
беспокоился, что бюст может растаять, но быстро нашел забвение в длинном
доказательстве своей исключительности. Это, как всегда, отвлекло его от
неприятного и унесло в обжитые межзвездные дали, где, напыживая щеки, он
занимался своим любимым делом - задувал звезды.
Наутро он увидел перемены в облике бюста. Тот за ночь собрал талую
воду, нарастил себе руки и даже немного приподнялся над полом. Руки были
толстые, перевитые буграми мышц и вздутыми венами и, несмотря на кажущуюся
хрупкость, все равно были грозными.
"Обнаглел, да?" - спросил он у рукастого бюста. "А что?" - невозмутимо
ответствовал тот, разминая затекшие пальцы. "Врезать тебе, что ли?" Бюст
повторил тем же тоном: "Врезать тебе, что ли?" - "Достукаешься", - сказал
он грозно. "Вот погоди, ноги отращу", - пригрозил памятник. "Ты что это
себе позволяешь? - сказал он, надвигаясь на лед. - Ты кто такой? Ты
памятник мне и никто больше. Это я тебя сделал. Я". - "Я памятник самому
себе, - горделиво ответил бюст. - Быть может, ты и воду сделал, и лед
сотворил?" - "Я создал самого себя и этого достаточно. Все, к чему я
прикасаюсь, - мое по праву. Я - самый умный. Никто не выдерживает спора со
мной". - "Кроме меня", - сказал памятник. "А ты просто ледышка. Придет
весна, и ты растаешь". - "Я слишком велик, чтобы какая-то весна смогла
растопить меня", - спесиво ответил памятник и надул губы. "Я с тобой и
спорить не буду, - сказал он, - вот возьму и скину с балкона". -
"Попробуй", - сказал угрожающе памятник. Тогда он набычился, раскинул руки
и попытался ухватить бюст за голову. Памятник звякнул и неожиданно стукнул