"Олег Корабельников. О свойствах льда (Авт.сб. "Башня птиц")" - читать интересную книгу автора

его ниже пояса. Согнувшись, не столько от боли, как от гнева, он поискал
глазами что-нибудь тяжелое и, схватив дюралевую мачту, снес бы голову
памятнику, но тот, ловко увернувшись, перегрыз ее. Грузно осев на пол, он
ошеломленно смотрел на блестящий скус. Законы, придуманные природой и им
самим, подло нарушались. Лед не мог быть ни таким увертливым, ни таким
крепким. Но, вопреки всему, это было, и приходилось жить по новым законам.
"Скотина!" - взревел он, впервые в жизни потерпев поражение. Балкон был
узкий и тесный, но он изловчился и, сделав обманное движение левой рукой,
что было силы влепил ногой по памятнику. Лед утробно зазвенел и даже не
дал трещины, а он сам завертелся на одной ноге от боли и злости.
И тут памятник засмеялся. Смех его был похож на смех творца, только
звонче и холоднее.
"Ты, комок мяса, - сказал бюст. - Знай свое место. Это я - самый
сильный, самый умный. А ты - никто по сравнению со мной. Иди и принеси мне
воды. Я жрать хочу". - "Воды?! Тебе еще воды принести? Да я тебя кипятком
ошпарю!" - "Нервничаешь, - удовлетворенно сказал памятник. - Это хорошо.
Нервничает слабый. Может, подискутируем, а?" - "С тобой-то? Да у тебя нет
ни одной своей мысли. Это я вложил в тебя свои. Я! Как же ты будешь
спорить со мной?" - "А вот так, - сказал памятник и стукнул своего творца
в солнечное сплетение. - Нравится тебе такая мудрость? - ехидничал бюст. -
Этой логике я научился у тебя, спасибо. Это самая мудрая мудрость -
вовремя стукнуть оппонента. Да, с такими кулаками не пропадешь ни в одном
споре". - "Да я, да я... - сквозь спазмы кричал он. - Да я не погляжу, что
ты мой памятник, да я тебя!.." - "Остынь, мозгляк, - презрительно сказал
памятник. - Это ты памятник мне. К сожалению, не совсем удачный. Придется
тебя переделать. Ну, так ты принес мне воды или нет? В противном случае, я
пойду сам".
"Так иди, иди. На руках пойдешь, да?" Он отошел в сторону и
приготовился к злому смеху. Памятник заскрежетал льдом, напыжился и
оторвал обрубок от пола. Придерживаясь руками за перила, он очистил
постамент от снега и, упираясь на кулаки, как на костыли, качнулся и
двинулся вперед. Руки были длинные, это позволяло раскачивать тело,
подобно маятнику.
Он вбежал в комнату, захлопнул дверь и смотрел из окна за движениями
бюста. "Открой дверь, - сказал тот, - а то разобью. Ты меня знаешь. Я
парень дерзкий". Ледяной рукой он ухватил ручку и выдрал ее вместе с
шурупами. Пока памятник возился с дверью, он выхватил из шкафа ружье и,
наскоро зарядив его жаканами, стал спокойно ждать, когда разлетится дверь.
С ружьем в руках он снова почувствовал себя уверенно. Дверь слетела с
петель, и памятник ввалился прямо под прицел. Он прицелился в грудь скорее
по инерции, потому что сердца у памятников не бывает, и в последнюю
секунду даже пожалел о своем труде и еще о том, что все-таки бюст очень
похож на него самого, но хочешь не хочешь, а приходилось стрелять в своего
близнеца.
Когда дым немного рассеялся и грохот отошел от ушей, он увидел, что
памятник спокойно вышагивает по направлению к ванной с двумя дырками в
груди, и эти дырки, оплавленные по краям, уже заполняются водой.
"Брысь с дороги! - сказал памятник. - Щенок! Воды мне! Жрать хочу!"
Оставляя иней на полу, скрипя и позванивая, памятник ворвался в ванную, и
по шуму воды можно было догадаться, что он пьет.