"Олег Корабельников. Встань и лети (Авт.сб. "Башня птиц")" - читать интересную книгу автора

сдавила голову, выплеснула в грудь, живот, ноги горячую волну, и он лег
ничком, сжал зубы и лежал так, пока боль не ушла за пределы тела. И тут
его разобрала злость. Почему он, мужчина, должен смиряться перед болью,
почему он расслабляется, отдается ей на растерзание? И в конечном счете,
почему он должен склоняться перед близкой смертью с покорностью
обреченного?
Он подумал о Дине и чуть ли не впервые почувствовал, как дорога ему эта
женщина, почти неизвестная ему, и как все-таки подло, не по-мужски ведет
он себя с ней: смиряется перед неизбежным, а не борется, не ищет выхода до
конца, до последнего, как и положено мужчине, человеку. Но как найти в
себе те резервы, способные противостоять боли, способные противиться
безостановочному росту опухоли? Где найти ту точку опоры, опершись на
которую, он сможет изменить свою судьбу? Злость придала его размышлениям
ясность и безжалостность. Только в самом себе можно отыскать точку опоры,
ни в бессильных лекарствах, ни в слабом ноже хирурга нет спасения, и если
бы он нашел в себе нечто, противодействующее болезни, и усилием воли
остановил и даже повернул бы вспять смертоносный рост опухоли...
Когда человек занозит руку, то он вытаскивает занозу другой рукой. Это
волевое, направленное усилие. В то же время миллионы лейкоцитов со всего
тела, не подчиняясь усилиям и воле человека, собираются в том месте, где
проникла заноза, и противостоят чужеродному телу. И если бы человек сам,
таким же волевым усилием, как движение руки, смог бы целеустремленно
направить своих защитников в место прорыва обороны, и если бы он смог,
взяв на себя полностью управление организмом, выработать необходимые
антитела и, не дожидаясь, когда враг перейдет в наступление, выдворить
его, то, быть может, тогда человек станет полным хозяином самого себя.
Именно тогда, когда человек вырвет у природы управление собой, он станет
настоящим человеком, и, быть может, даже - сверхчеловеком...
И он снова принялся за работу. Писалось тяжело, мелко дрожала рука, и
эта дрожь выводила из себя. Он бросил с размаху кисть. Охряный мазок
окрасил стену. Вытянул руку перед глазами и долго гневно смотрел на нее,
непослушную, словно бы одним взглядом можно было заставить ее не дрожать.
Сжал и разжал пальцы. Они подчинялись его воле, но дрожь не зависела от
желания, и тогда, успокаиваясь и сосредоточиваясь, он стал искать в себе
те веревочки, дернув за которые, можно было бы управлять неуправляемым до
сих пор. И подобно тому, как человек и сам не знает, как он поднимает
руку, и что именно заставляет сократиться эти мышцы и на нужную величину,
так и Николай нашел в себе это что-то и усилием воли прекратил дрожь.
Первая победа далась ему нелегко. Он вспотел и, обессиленный, лег
передохнуть. Часто билось сердце, его удары отдавались в голове, и первые
признаки наступающей боли запульсировали в висках. И Николай решил
противоборствовать недугу, не плыть по течению, ожидая, когда боль пощадит
его. Он стал нащупывать в себе ту запретную, спрятанную от человека
пружину, и, напрягаясь, мучаясь, разыскал ее и сдвинул с места. Сначала
неуверенно, потом более осмысленно, учился он этому странному искусству,
как учится ходить ребенок, как балерины учатся владеть своим телом, но
искусству более потаенному, глубокому и запретному для человека. И боль
отступила, не успев парализовать его волю, ушла по своим тропам.
Разгоряченный непривычной работой, Николай уже быстрее нащупал рычажок
управления сердцем, умерил его частоту, а потом приказал потовым железам