"Олег Корабельников. Надолго, может, навсегда" - читать интересную книгу автора

нему всегда относились как к слабому капризному ребенку, который может
позволить себе роскошь делать все, что вздумается. И он спросил Люсю так:
- Ты что делаешь?
- Готовлюсь ко сну, - ответила она, не оборачиваясь.
- Тебе негде спать?
Она обернулась, недоуменно посмотрела на него и пожала плечами.
- Ты как сюда попала? - спросил Климов. - Разве я тебя звал?
- Не хами, - сказала Люся. - Твои шутки не смешны.
- Я не шучу. Я не просил тебя оставаться. Ты мне мешаешь.
- Послушай, Климов, это что - твоя манера разговаривать с женщиной?
- Я хочу знать! - сказал Климов и подошел к ней, и встал за ее спиной.
В зеркале отражалось ее лицо, а своего он не видел.
- Что ты хочешь знать? - спросила она, перебирая бигуди.
Пальцы ее подрагивали.
- Почему ты пришла ко мне? Почему ты не уходишь к себе?
- Скотина! - выкрикнула она и, поднявшись, запустила в него белым
цилиндриком.
Лицо ее побледнело, покрылось красными пятнами, и от этого она стала
совсем некрасивой. Жена Климова никогда не закатывала истерик, и он даже
растерялся немного.
- Ты чего? - спросил он, поднимая рассыпанные бигуди. - Я же хотел
спросить.
- Это называется спросить? - срывающимся голосом сказала она. - Я
пришла к тебе, я выходила тебя, я отдалась тебе, и этого мало? Ты еще хочешь
поиздеваться надо мной, да? Унизить меня за мое же добро?
- Я тебя не просил об этом.
- Негодяй! Неблагодарная скотина!
И непоследовательно разрыдалась. Ни мать, ни жена Климова не умели
плакать. Даже дети его только в младенческом возрасте кривили рты капризным
плачем, а повзрослев, замыкались в своей обиде и молчали. Из всех близких
Климову людей плакал он сам и поэтому не знал, что делать теперь - накричать
на нее или пожалеть. Он смотрел на Люсю, на ее искаженную бигудями, ставшую
неожиданно маленькой голову, на большие руки, закрывающие лицо, но не
испытывал к ней жалости. Она раздражала его. Люся плакала некрасиво,
всхлипывая и шмыгая носом, изредка судорожно вдыхала воздух сквозь
полусжатые губы, и получалось не то повизгиванье, не то поскуливанье. Было
поздно, выгонять ее из дома казалось несправедливым и жестоким, но
оставаться с ней в одной комнате тоже не хотелось, и он сказал так:
- Остынь. Я схожу к соседу.
- Еще чего! - услышал он тотчас недовольный голос сверху. - Только тебя
и не хватало.
Климов покосился на Люсю и погрозил потолку кулаком. Но она была
слишком занята собой и не обращала внимания на чужой голос.
- Что же мне делать? - тихо спросил Климов.
- Не знаю, - злорадно сказал сосед. - Слабый говорит и плачет, сильный
молчит и делает выводы. Помнишь, как много изводил ты слов и слез? Как часто
ты рыдал? Слабый вызывает презрение, его слезы раздражают. А ты думал, что
тебя пожалеют, если ты оросишь невинными слезами подушку? Ха-ха! Пацан! Ну а
теперь поздравляю тебя, Клизма, - другой рыдает, ты молчишь. Ты сильнее!
Ха-ха!