"Владимир Кораблинов. Дом веселого чародея ("Браво, Дуров!" #1) " - читать интересную книгу автора

неприятно, болезненно резали глаза, бумага была в частую синюю клеточку и
это тоже почему-то раздражало. Он прилег на диван, закрыл глаза. "Воронеж...
Воронеж... - вертелось в голове. - А где он, этот самый Воронеж? И что он
такое - Воронеж?" В свое время Б. Б. исключили из пятого класса частной
гимназии; сведения из географии у него были самые ничтожные. Он знал одно,
что это довольно далеко от Петербурга и едва ли имеет смысл туда ехать: ну,
настрочит статейку, ну "Биржевка" или "Новое время" тиснут ее - и что же?
Едва ли гонорар покроет расходы на дорогу - билеты и прочее... Кроме того,
братья литераторы (ох, эти братья!) примутся, пожалуй, злословить, что он
поступил на службу к рекламе, продал перо цирковому клоуну... Нет, нет, он,
Б. Б., конечно, выше подобной мелочи. Святое искусство... высокие идеалы...
глаголом жечь сердца людей... Его клонило ко сну, и он уже блаженно, сладко
проваливался в ласковую ватную бездну... Но -
- Обедать иди! - позвала жена.
И с обещаньем приехать в какой-то Воронеж было покончено раз и
навсегда. "Мало чего спьяну не наобещаешь", - рассудил Б. Б. - и успокоился.
И забыл про веселый вечер, про брудершафт и даже про самого Дурова.

Но вот случилось, что через какое-то непродолжительное время ему
пришлось-таки очутиться в Воронеже. Сам он впоследствии напишет так: "судьба
забросила меня", не объясняя, каким образом, почему. Правду сказать, нам это
и не особенно интересно.
Итак, был Воронеж, лето, тополевый пух жаркой метелицей летал по
улицам.
Б. Б. подозвал извозчика и спросил, знает ли тот, где живет Дуров.
- Пожалуйте, - ощерился извозчик. - Как не знать! Приметный господин...
Поехали не спеша, лошаденка попалась с хитрецой: трусила непонятно - не
то рысью, не то шагом. Тарахтели колеса по крупному булыжнику мостовой,
извозчик молодецки покрикивал, замахивался ореховым кнутиком. Вывески
проплывали, проплывали медленно, как во сне, лениво приохочивая седока к их
прочтенью... "Молчанов и Богданов, писчебумажные принадлежности"...
"Музыкальный магазин "Эхо"... "Реномэ - табаки высших сортов, сигары,
папиросы"... "Фотография Селиверстова"... Еще фотография... Еще... Господи,
да сколько же тут фотографов!
Наконец среди деревьев показался бронзовый Великий император, твердо
опирающийся на подлинный якорь. Дорога пошла под гору, дома заметно
помельчали; ржавым золотом там и сям мелькнули маковки небольших церквей.
Пролетка свернула на песчаную, ухабистую уличку - в тишину, в густой дух
дремучих садов, и вот яркой синевой сверкнула река в низинных лугах, озерца,
мочажины... Необхватная сизая даль...
- Приехали, ваше благородье, - сказал извозчик. - Тута самое господин
Дуров и обитается...
Небольшой двухэтажный дом, ничем не удивляя, в ряду других стоял
скромно и неказисто. Разве что цветные стекла в окнах первого - кирпичного -
этажа: они как-то старинно, затейливо глядели синими, красными и желтыми
косячками. Деревянный, рубленый второй этаж, крепкие ворота и высокий
дощатый забор, выкрашенные в красновато-коричневый цвет, окончательно
придали бы дому вид опрятной и почтенной заурядности, если б не античные
белоснежные колонны прелестного бельведера, так неожиданно возникшего над
скучным забором; если б не беломраморная стыдливая богиня, как бы