"Владимир Кораблинов. Мариупольская комедия ("Браво, Дуров!" #2) " - читать интересную книгу автора

застежками, что лежит на круглом столике в приемной Николая Захаровича, -
вот образцы шалостей незначительных. Но были ведь и другие, похуже: пожар в
дровяном сарае, живая крыса, пущенная в один из ящиков тетенькина комода,
всемирный потоп, устроенный в ванной комнате...
Теперь давайте припомним, кто же из братьев являлся зачинщиком всех
этих опасных шалостей. Представьте себе, отнюдь не старший. И тем не менее
так как-то всякий раз получалось, что по ловкости своей и удивительной
изворотливости Анатолий выходил из воды сухим, а все шишки валились на
голову бедного Владимира. Отчаянности и быстрого соображения у младшего было
куда больше, чем у простодушного и несколько медлительного Владимира, и
эти-то качества выручали Анатолия не только в мальчишеских проказах, но и в
дальнейшем, в делах житейских - при обращении с администрацией всех рангов,
при денежных расчетах, ну а уж про манеж - тут и говорить нечего.
Когда дяденька Николай Захарович однажды прихватил своих питомцев за
акробатическими занятиями (гнев его обрушился в первую очередь на
злополучного учителя-немца, который был схвачен за шиворот, безропотно
принял побои и в испуге ретировался), - в сарае рядом с разъяренным дядюшкой
оказался один лишь Владимир. Он-то именно и утолил первый взрыв Николая
Захарычева гнева; Анатолий же при сем событии непонятным образом исчез,
провалился сквозь землю. Подобное случалось всякий раз, когда дело доходило
до расправы. Как и куда он исчезал - одному богу было известно. Разумеется,
и его не обходила кара, но она вершилась уже не под горячую руку и потому
оказывалась не в пример слабее. И ежели во время экзекуции старший плакал и
кричал: "Простите, дяденька, я больше не буду!" - то младший молчал, стиснув
зубы или даже оскаливаясь, подобно злобному волчонку. И никогда не каялся и
не взывал о прощении, таким своим поведением обнаруживая натуру сильную и
упрямую.
- Ну, Толька, - всхлипывал старший, - подлец ты, сам ведь затеял...
- А не зевай! - смеялся младший.

В характерах, в характерах коренилось все предбудущее.
Известно, что они однажды сбежали из дома (и опять-таки зачинщиком и
подстрекателем был проказливый Анатолий), очутились в грязном балагане
жуликоватого немца Вальштока и в роли акробатов несколько месяцев колесили
по захолустным городкам, выступая на базарах и ярмарках, живя впроголодь,
перенося грубое обращение хозяина и омерзительное общество невежественных и
опустившихся балаганных "артистов". Последнее было особенно тяжело.
Привыкшим к чистоте и комфорту дяденькина обихода, среди картин и книг
(Николай Захарович имел отличную библиотеку), странный, дикий быт бродячего
цирка показался им особенно нелепым и отталкивающим.
Но ими владела подлинная страсть, и они готовы были претерпеть всё.

Так повадились, вместе с другими балаганными "артистами", таскаться по
трактирам.
Ну, те, другие, - бог с ними, это понятно. Бедовые головушки потешали
пьяную трактирную публику за угощенье: рюмку водки, кусок колбасы,
надкусанный пирожок.
А эти?
Ах, любовное томленье тянуло  э т и х  в грязное зало известного
заведения "Лиссабон", где в сизом дыме, в чаду, в рыданьях и воплях