"Бойл Т.Корагессан. Восток есть Восток " - читать интересную книгу автора

цвет неба. Качались ветви, листья трепетали, делаясь то серыми, то зелеными,
то снова серыми. Тут Рут ощутила некий зов, идущий из глубин желудка, и
вспомнила об обеде.
Желудок выполнял функцию биологических часов. Между двенадцатью и часом
Оуэн Берксхед, перезрелый бойскаут, бесшумно подкрадывался к студии, ступая
легко, как кошка, могиканин или привидение, и вешал на специальный крюк
возле двери корзинку с обедом. Такая у него была игра - человек-невидимка,
старающийся не отвлечь творцов от работы. У Рут тоже была своя игра. Как
только желудок подавал ей сигнал, что близится время обеда, она переставала
печатать, навостряла уши и ждала, когда еле слышно скрипнет крюк под
тяжестью корзинки, зашуршит палая листва или хрустнет веточка. Тогда она
торжествующе оборачивалась и с преувеличенной веселостью домохозяйки, целый
день просидевшей одна-одинешенька в четырех стенах, орала: "Привет, Оуэн!"
Иногда удавалось его застукать, иногда нет.
Вчера получилось странно. Мало того, что она не застукала Оуэна, но и
корзинки как таковой на крюке не появилось. Сначала желудок предупреждающе
шевельнулся, потом пришел в негодование, зарычал и забулькал. Каждые десять
минут Рут выходила на крыльцо, но крюк оставался пустым и заброшенным. За
ужином Оуэн уверял, что обед был доставлен, и просил вернуть судки. Может,
корзинку утащил какой-нибудь зверь? Она не поискала в кустах? Рут погрозила
Оуэну пальцем, заметив, что Питер Ансерайн, как всегда уткнувшийся носом в
книгу, прислушивается.
- Не вешайте мне лапшу на уши, - поддразнила она Оуэна. - Сели в лужу,
так и скажите. Подумать только, двадцать лет ни один служитель искусства в
"Танатопсисе" не оставался голодным, и вот такой конфуз!
Рут подержала паузу и звонко расхохоталась.
Оуэн покраснел. Ему было сорок, и он очень напоминал Сэмюэла Беккета, в
особенности хищным носом и ежиком стриженых волос. А дотошностью и
аккуратностью Оуэн был похож на ротного старшину - старшину с
гомосексуальными пристрастиями, если такая комбинация в природе существует.
- Нет, я приносил обед! - упорствовал Оуэн. - И я отчетливо это помню.
Отчетливо!
Конечно, ничего страшного не произошло. Но церемония обеда значила для
Рут очень много. Он был как рубеж: утром - крестный путь творчества, после
полудня - Голгофа с последующим воскресением и вознесением в райские кущи,
когда наступал час коктейлей. Да и обед сам по себе впечатлял: паштет, салат
из крабов, сандвичи с копченой индейкой или тарталетки с жареным перцем,
домашние помидоры, фрукты, термос ледяного чая - и все это на настоящем
серебре, с кружевными салфетками.
Рут с тоской подумала: а вдруг из-за шторма Оуэн не придет? Что, если в
поместье существует какое-нибудь мистическое, освященное традицией правило,
согласно которому во время грозы обед в студии не подается, а все должны
идти в столовую? Вдруг собратья по искусству сидят сейчас в большом доме за
накрытым столом и поднимают бокалы за бурю, так романтично бьющуюся в окна?
Рут представила себе налитые бокалы, оживленные лица, и как раз в этот
момент грянула буря. Коттедж залило ослепительным светом молнии, пол дрогнул
под ногами. По верхушкам деревьев с шипением ударили струи дождя; сразу
остро запахло землей и перегноем; крыша и окна встрепенулись и зажили особой
жизнью. Второй удар, третий. Домик дрожал, страницы летели во все стороны.
Рут бросилась закрывать окна - сначала то, что перед столом, потом -угловое,