"Бойл Т.Корагессан. Восток есть Восток " - читать интересную книгу автора

senor, muchas gracias-, yo me despierto"(Да, сеньор, большое спасибо; я
встаю). Она поздно, слишком поздно легла и выпила слишком много виски.
Шаги Оуэна прошелестели дальше по коридору, снова раздались стук и
шепот: "Es la hora, es la hora"(Пора, пора).
Рут закрыла глаза. Боль пульсировала с внутренней стороны век. Горло
пересохло, в виски кто-то вбил по гвоздю, и еще ей нужно было пи-пи. Причем
срочно. Но она опоздала: пучеглазая композиторша Клара Кляйншмидт заняла
ванную комнату за углом, а туалет по ту сторону коридора оккупировал Ирвинг
Таламус - вот-вот оттуда раздастся звон его могучей утренней струи.
Но не мигрень и не естественная нужда выгнали Рут из кровати, нет-нет.
Ее подняло чувство вины. Цельное, плодотворное, старомодное,
переворачивающее душу. Она просто обязана встать. В конце концов она
писатель, а писатели по утрам просыпаются и пишут. Ее враги (откуда ни
возьмись, тут же рядом возник фантом Джейн Шайи с ее фальшивой, подлой,
ненавистной скромненькой улыбочкой - так и передернуло от этого видения)
наверняка уже вскочили, уселись к своим машинкам и компьютерам, знай строчат
себе, чтобы обойти, словчить, узурпировать ее законные права в журналах
"Харперс" и "Эсквайр", в издательствах <'Кнопф>, "Вайкинг", "Рэндом-хаус".
Чувство вины - отличный стимул, когда работа идет хорошо, а с этим у Рут в
последнее время все было в порядке.
Переворот свершился в ту памятную ночь, когда она закатила в бильярдной
сцену праведного негодования. Последствия дали себя знать не сразу.
Собственно говоря, следующая неделя выдалась еще тягостнее первой. Тогда, по
крайней мере, она могла оправдываться акклиматизацией. Теперь же
изолированность и все усиливающуюся тоску списывать было не на что. Рут
по-прежнему сидела за "столом молчания", насупленная и напряженная.
Единственной отдушиной были вечера с Саксби. И все же что-то переменилось, в
расположении светил созвездия Танатопсис произошла некая едва уловимая
передислокация. Акции Рут поползли вверх. Во-первых, ее взял под свое крыло
Ирвинг Таламус. Он обратил на нее свое августейшее внимание с той самой
ночи, и его благосклонность, проявлявшаяся в иронических взглядах,
подшучивании и подмигивании, стала для Рут надеждой и защитой. В начале
третьей недели Таламус переманил ее от молчаливых к говорливым, и она
утвердилась в их шумной, сплетничающей, сквернословящей компании в качестве
его главного союзника. Теперь по утрам они, обмениваясь улыбочками и
шуточками, вместе проходили через скорбную, унылую обитель молчания, где
Лора Гробиан тихо меркла в тревожных глубинах своей пустоглазой увядающей
красы, а Питер Ансерайн и его юные последователи аскетически хмурились над
головоломными книжками. По ночам же Ирвинг Таламус приводил Рут в круг
бодрствующих, и там она становилась самой собой, настоящей Ла Дершовиц,
которая привыкла блистать, наносить и парировать удары, очаровывать,
высмеивать, уничтожать и превозносить. Этими полуночными бдениями и
объяснялись ежеутренние похмелья - и позавчера, и вчера, и сегодня, да и
завтра наверняка тоже.
Рут даже немножко жалела своих соперниц. После той исторической ночи
они, можно сказать, сошли с дистанции. Наверное, Айна Содерборд была
по-своему привлекательна - если кому-то нравятся толстомясые, грудастые
блондинки с белесыми бровками, - но она ютилась где-то на периферии, в
межпланетном пространстве и к тому же выбрала себе невыигрышную роль
туповатой, косноязычной, слегка пришепетывающей инженю. Клару Кляйншмидт