"Бойл Т.Корагессан. Восток есть Восток " - читать интересную книгу автора

офицера, старшего помощника Вакабаяси, ветерана битвы при Раротонге. С тех
пор Вакабаяси жил, весь нашпигованный шрапнелью: она засела в спине, руках,
ногах, шее. Нрав у старпома был крутой. Прямой приказ состоял в том, чтобы
Хиро перестал сжимать горло главного кока Тибы, который беспомощно
барахтался под навалившимся на него агрессором. А весил молодой человек
немало - почти восемьдесят кило при росте метр семьдесят пять. Хиро очень
любил поесть. А главный кок Тиба очень любил выпить и потому весил меньше,
чем мокрая швабра.
Момент был довольно сложный. Второй кок Моронобу, по кличке Угорь,
который и сам некогда плеснул кипятком в физиономию старшему чину
(повздорили за бутылкой "Сантори"), верещал, как попугай: "Караул! Убивают!
Он его сейчас прикончит!" Главный механик, нервный молчаливый старичок за
семьдесят, с больными ногами и вечно выпадающей вставной челюстью,
безуспешно пытался оттащить Хиро от жертвы. С полдюжины матросов просто
стояли и улюлюкали. Тут и появился старший помощник в своем белоснежном
кителе. Он увидел сцепившихся драчунов, громовым голосом отдал вышеуказанную
команду, но как раз в этот миг кораблю вздумалось зарыться в волну, и
старпом, потеряв равновесие, налетел на котел с супом. Суп - галлонов
двадцать, не меньше - вылился на Хиро и Тибу (последний и без того насквозь
пропах рыбой). Невзирая на происходящее, Танака пальцев не расцепил.
Что же довело покладистого парня до такого остервенения?
Непосредственным поводом стали крутые яйца. Хиро, служивший на
"Токати-мару" третьим коком под началом вечно пьяного, зловонного Тибы и
вкрадчиво-ехидного, тоже не просыхавшего Угря, готовил закуску для ужина.
Закуска называлась "нисики-тамаго". Следовало очистить сто вареных яиц,
отделить белки от желтков, мелко порезать те и другие, сдобрить соусом и
аккуратно уложить в миски тоненькими слоями. Рецепту Хиро научила бабушка.
Он умел готовить еще три десятка разных блюд, но за шесть недель плавания
третьему коку впервые доверили сделать что-то самостоятельно. Обычно его
держали на подхвате - в роли поваренка, прислуги-за-все, галерного раба. Он
мыл кастрюли, драил плиту, чистил горы размороженной рыбы и моллюсков, резал
водоросли и снимал кожицу с винограда - до онемения в пальцах. На сей раз,
однако, старшим поварам было лень возиться с ужином. Они с самого утра
отмечали Бон, буддийский праздник поминовения усопших, и здорово набрались
сакэ. Пока Тиба и Угорь общались с духами предков, Хиро был предоставлен сам
себе. Он трудился не покладая рук, очень сосредоточенный и гордый собой.
Перед ним на подносе уже стояло восемь мисок с готовым салатом. В качестве
завершающего штриха Хиро посыпал сверху черным кунжутным семенем, как учила
бабушка.
Делать этого не следовало. В тот самый момент, когда Хиро тряс
бутылочкой над подносом, в камбуз ввалились Тиба и Угорь.
- Идиот! - взревел главный кок и выбил бутылочку из рук Танаки. Та
отлетела в сторону, ударилась о плиту.
Хиро отвернулся и опустил голову. Сквозь подошвы сандалий он чувствовал
равномерный гул (та-дум, та-дум, та-дум), с которым лопасти корабельных
винтов рассекали прокисшую зеленую воду - Никогда, - шипел Тиба, - не сыпь
кунжут в ни-сики-тамаго - Впалая грудь главного кока содрогалась, тощие руки
тряслись. Он обернулся к Угрю. - Ты когда-нибудь слышал про такое?
Глаза Угря превратились в щелочки. Он потер ладони, словно предвкушая
угощение, и помотал головой: