"Андрей Корф. Сто осколков одного чувства " - читать интересную книгу автора

смогу заснуть". Но просить об этом вслух было неловко. Поэтому Она сказала:
- Тогда отваливай и не мешай мне спать.
- Твое желание услышано и будет исполнено, - равнодушно сказал Голос и
отключился.
Спустя полминуты, наполненных нервным ожиданием, Она увидела в соседнем
вагоне три больших оранжевых пятна, похожих на расправленную мандариновую
кожуру. Пятна приближались, и Она вдруг поняла, что оранжевые пятна - не что
иное, как дорожные куртки рабочих. Спасена, подумала Она и закричала:
- Ау, ребята! Выпустите меня отсюда!
Ребята шли по направлению к ней, но шаг не ускорили. Было что-то в их
походке, отчего Ей стало не по себе. Когда одно из пятен, дойдя до запертой
двери, протиснулось в
герметичную резиновую щель, Она чуть не обмочилась от ужаса.
Второе пятно, не доходя до двери, вылетело в окно и обошло тамбур
снаружи, после чего легко запрыгнуло в ближайшую открытую форточку Ее
вагона. Третье пятно просто исчезло, чтобы спустя миг появиться в метре от
нее.
Когда вся троица подошла поближе, она смогла разглядеть то, что
скрывалось под яркими форменными куртками. Нельзя сказать, что это были
люди, но сходство с людьми бросалось в глаза. То, что запрыгнуло в форточку,
было похоже на красивого мальчишку лет восемнадцати. То, что протиснулось в
дверь, носило личину крепкого мужика за сорок. То, что приблизилось само
собой, оказалось вызывающе красивой бабой лет двадцати пяти.
Все трое были бледны, молчаливы, хороши собой. Сняв шутовские куртки,
они оказались в вечерних туалетах на голое тело.
Она поняла, кто они и зачем пришли. Поняла, что разговаривать с ними не
о чем и не за чем. Тогда она обратилась к Голосу, полагая его виновником
всех безобразий.
- Я хочу дожить до утра! - заорала Она. - Ты мне брось эти свои штучки!
В ответ по вагонам прокатился шорох, какой бывает на стертом участке
кассеты. И стих.
Она понимала, что сопротивляться теням будет себе дороже. И позволила
себя раздеть, не пикнув. Их руки были ласковы и ловки, они не приставали с
нежностями и вели себя, можно сказать, деловито.
Раздев ее догола и раздвинув ноги, они установили очередь к роднику.
Первым, хлюпая и причмокивая, к ее подружке припал мужчина. Он пил жадно,
бесцеремонно. Его руки лежали на ее бедрах, и ей было странно, что от
ледяных пальцев может разливаться по телу такой сильный, лихорадочный, жар.
Мужик этот был, вероятно, главным, потому что выпил почти все, что
было. Его гуттаперчевый язык проникал на самое дно, вылизывая кровь до
капли. Наконец, он насытился и, отпрянув, улегся на соседнюю лавку с таким
видом, будто ждал, что ему принесут завтрашние "Вести" и включат футбольный
матч по ящику. Кровь чернела на его щеках, как недельная щетина.
Женщина оказалась здесь по другой нужде. О чем дала понять, легко
похлопав Ее по низу живота. Для скопившейся там влаги этого приглашения
оказалось достаточно. Она принялась стыдливо мочиться на свою неожиданную
няньку, а та ловко размазывала по телу то, что не успевала проглотить...
Да, кстати! Я совершенно забыл сказать, что к этому моменту нашу
героиню скрутило такое возбуждение, что она рисковала раскрошить крепко
стиснутые зубы. Из нее давно уже рвался крик, но, представьте, она боялась