"Анна Коростелева. Повседневная жизнь Лиувилля аль-Джаззара" - читать интересную книгу автора

- Думаю, мой экипаж там давно уже превратился в тыкву, - сказала
Доминик, увлекаемая Лиувиллем прочь от моста Сент-Женевьев.
...Доминик забавляла полная покорность Лиувилля. С ее точки зрения, он
все свое время проводил у ее ног. В действительности все эти дни Лиувилль
занимался целесообразностью применения мнимых чисел при анализе задач с
рациональными величинами.
- Мой дорогой Габриэль, если что и может подтвердить вашу любовь, это
что-то... более долговечное. Цветы прекрасны, но к ним не хватает...
бриллиантового колье. Да, почему бы и нет? Хочу колье из тех же цветов,
повторенных в бриллиантах. И к нему, к нему, к нему... диадему. Точно такую
же.
Слова эти не принадлежали Доминик. По крайней мере изначально. Эти
слова говорил с утра Лиувилль аль-Джаззар, допивая кофе, в качестве
рекомендации для Греви. Он уже купил с вечера подвернувшееся колье с
диадемой вместе, цветы же, о которых шла речь, еще не были куплены, однако
продавались на углу и были видны Лиувиллю в окно. Подобрать цветы к колье
было проще, чем наоборот, тогда как при перестановке мест слагаемых
впечатление достигалось более сильное, а сумма не менялась; это была
алгебра, аль-джебр, - перенесение отрицательного члена в другую часть
уравнения с противоположным знаком.
- Я занят сегодня до вечера. Объясните этой прекраснейшей из роз в саду
Аллаха, что я поехал заказывать ее изображение, чтобы... чтобы молиться на
него.
- Гм, - деликатно говорил Греви.
- Хорошо, на ваше усмотрение, - говорил Лиувилль.
Отдав распоряжения, Лиувилль садился писать письма коллегам, а Греви
спускался на испещренную пребольшими солнечными зайцами улицу Белльрю к
Доминик. Поскольку Доминик подкупила Греви, - или ей так казалось, - она
узнавала от него по утрам, до какой степени рассудок Лиувилля помутился от
страсти и каких жертв можно от него требовать. Нужно отдать должное Греви:
когда Лиувилль диктовал ему искомые слова, он хотя бы не повторял их, шевеля
губами, как это делала Доминик. Простодушия за этим повторением слово в
слово было, впрочем, не больше, чем у росомахи, продвигающейся за путником
след в след в размышлении, как на него напрыгнуть - просто сзади или сзади и
сверху. Доминик некоторым образом отдыхала после Англии, где всякую кашу
приходилось заваривать и помешивать самостоятельно; прежнему своему
помощнику из всей мыслительной работы она доверяла только взнуздать лошадь.
Теперь она грелась в лучах исполнительности и цинизма Греви. С
почтительно-заговорщическим видом он медленно говорил:
- Мой... дорогой... Габриэль... Если что и может... подтвердить... вашу
любовь...
- Он точно на это клюнет? - хохотала Доминик, выучив наконец свою роль
наизусть.
- Я знаю, что говорю. Он взывает к вам во сне.
- О!.. И диадему? Где же он ее достанет?
- Сделает на заказ.
- И во сколько же ему это встанет?
- А хоть бы и в три тысячи ливров.
Доминик устраивало состояние Лиувилля - в смысле, его замок, поместья и
деньги. Собственно, его душевное состояние было ей безразлично.