"Анна Коростелева. Повседневная жизнь Лиувилля аль-Джаззара" - читать интересную книгу автора

- Ваши безобразные рассуждения о скоплениях вселенского разума есть не
что иное, как суеверие, порожденное вашим невежеством! - продолжал епископ.
- Зато Священное Писание - это, вероятно, обобщенное изложение всех
передовых достижений в области науки!.. - подхватил Талье.
- Лучше бы вы познавали не природу вещей, а свою собственную природу.
Тогда у вас не будет повода для гордыни. Вы занимаетесь расчленением истины
вместо того, чтобы познать ее целиком. Я советовал и буду советовать своим
духовным чадам избегать светской науки как ядовитой змеи, - бесстрашно
закончил епископ.
- В таком случае между нами нет ничего общего, мсье. У нас просто нет
точек соприкосновения, - издевательски поклонился Талье и хотел идти, однако
взгляд его упал на Лиувилля. Тот намеревался пройти сквозь эту толпу и выйти
с другой ее стороны, но Талье во всеуслышанье воскликнул, цепко хватая его
за отворот рукава:
- Дорогой Лиувилль, скажите, что бы вы предпочли: прогуляться вместе со
мной в бордель или с его преосвященством - на праздник Тела Господня?
Лиувилль сбился с шага.
- С вами - на праздник Тела Господня, Талье, - ответил он, касаясь в
задумчивости кончика носа, - ибо ваше присутствие способно превратить его в
еще больший бордель, чем сам бордель.
И Талье, и епископ взглянули на него с благодарностью.
Епископ Турнье относился к Лиувиллю аль-Джаззару, как отец к сыну, хотя
был едва ли намного старше него. Он имел привычку щедро осыпать его мелкими
поручениями.
- Мы должны возродить ежегодный обряд поклонения Деве Марии, по примеру
наших ранних христиан, - сказал он, отводя Лиувилля в сторону. - Дорогой
Лиувилль, я знаю, вы постоянно сидите в архивах, не будете ли вы так добры
узнать для меня одну подробность? Где-то к северу от Парижа есть камень,
возле которого в первые века христианства пастухам явилась Дева Мария. Это
священное место было забыто, хотя его следовало бы чтить, и я намерен
возвратиться в некотором роде к истокам и возобновить с этого года почитание
святыни. Это поднимет дух моей паствы. Записи об этом, конечно, найдутся в
архивах, ведь в каком-нибудь, боюсь сказать точнее, седьмом-восьмом веке
этот культ еще теплился.
Епископ явно проводил больше времени за игрой в буриме в салоне маркизы
де Клюни, чем в стенах архива: в его представлении рукописи
седьмого-восьмого веков, аккуратно разобранные, в изящных переплетах,
теснились там в алфавитном порядке на полке как раз на уровне глаз.
- Я сделаю все возможное, - пообещал Лиувилль.
Стены Академии в то время облюбовали для себя новые скептики, как
называл их Лиувилль, - гуманисты круга Талье и Кордо. Именно поэтому, когда
внезапно отменился доклад о теории элементарных функций комплексного
переменного, Лиувилль аль-Джаззар, не имея возможности покинуть зал, был
вынужден выслушать лекцию об истинной природе человека. На кафедру всполз
бледный гуманист как раз в том восторженном возрасте, когда человеку нет
нужды щекотать пятки Фортуне, чтобы рассмешить ее, - она сама охотно
улыбается ему навстречу. В этом возрасте аль-Джаззар заводил рискованные
интриги, просиживал за игрой, учился разбираться в винах, а его руки - как
правая, так и левая - побывали в таких местах, что он предпочел бы не
распространяться об этом, чтобы не скомпрометировать очень многих теперешних