"Хулио Кортасар. Рукопись найденная в кармане" - читать интересную книгу автора

Маргрит было смыто с окна светом наружных ламп, и я не мог знать, взглянула
она на меня или нет, да и мое отражение тонуло в наплывах неоновых огней и
рекламных афиш, а потом в мелькании входящих и выходящих людей. Если бы Ана
вышла на "Монпарнас-Бьенвеню", мои шансы стали бы минимальны. Как тут не
вспомнить о Пауле (об Офелии) - ведь скрещение четырех линий на этой станции
сводило почти к нулю возможность угадать ее выбор. И все же в день Паулы
(Офелии) я до абсурда был уверен, что наши пути совпадут, и до последнего
момента шел в трех метрах позади этой неторопливой девушки с длинными рыжими
волосами, словно припорошенными сухой хвоей, и, когда она свернула в переход
направо, голова моя дернулась, как от удара в челюсть. Нет, я не хотел,
чтобы теперь то же произошло с Маргрит, чтобы вернулся этот страх, чтобы это
повторилось на "Монпарнас-Бьенвеню", и незачем было вспоминать о Пауле (об
Офелии), прислушиваться к тому, как пауки в бездне начинают душить робкую
надежду на то, что Ана (что Маргрит)... Но разве кто-нибудь откажется от
наивных самоутешений, которые помогают нам жить? Я тут же сказал себе, что,
возможно, Ана (возможно, Маргрит) выйдет не на "Монпарнас-Бьенвеню", а на
какой-то другой, еще остающейся станции; что, может быть, она не пойдет в
тот переход, который для меня закрыт; что Ана (что Маргрит) не выйдет на
"Монпарнас-Бьенвеню" (не вышла), не выйдет на "Вавен" - и она действительно
не вышла! - что, может быть, выйдет на "Распай", на этой первой из двух
последних возможных станций... А когда она и тут не вышла, я уже знал, что
остается только одна станция, где я мог дальше следовать за ней, ибо три
последующие переходов не имели и в счет не шли. Я снова стал искать взглядом
Маргрит в стекле окна, стал звать ее из безмолвного и окаменевшего мира,
откуда должен был долететь до нее мой призыв о помощи, докатиться прибоем. Я
улыбнулся ей, и Ана не могла этого не видеть, а Маргрит не могла этого не
чувствовать, хотя и не смотрела на мое отражение, по которому хлестали
светом лампы тоннеля перед станцией "Данфер-Рошро". Первый ли толчок
тормозов заставил вздрогнуть красную сумку на коленях Аны, или всего лишь
чувство досады взметнуло ее руку, откинувшую со лба черную прядь? Я не знал,
но в эти считанные секунды, пока поезд замирал у платформы, пауки особенно
жестоко бередили мое нутро, предвещая новое поражение. Когда Ана легким и
гибким движением выпрямила свое тело, когда я увидел ее спину среди
пассажиров, я, кажется, продолжал бессмысленно оглядываться, ища лицо
Маргрит в стекле, ослепшем от света и мельканий. Затем встал, словно не
сознавая, что делаю, и выскочил из вагона и устремился покорной тенью за
той, что шла по платформе, пока вдруг не очнулся от мысли, что сейчас мне
предстоит последнее испытание, будет сделан выбор, окончательный и
бесповоротный.
Понятно, что Ана (Маргрит) либо пойдет своим обычным путем, либо
свернет, куда ей вздумается, я же, еще входя в вагон, твердо знал: если
кто-нибудь окажется в игре и выйдет на "Данфер-Рошро", в мою комбинацию
будет включен переход на линию "Насьон-Этуаль". Равным образом, если бы Ана
(если бы Маргрит) вышла на "Шателе", я имел бы право следовать за ней лишь
по переходу к "Венсен-Нейи". На этом, решающем этапе игра была бы проиграна,
если бы Ана (если бы Маргрит) направилась к линии "Де Ско" или к выходу
наулицу. Все должно было решиться моментально, ибо на станции "Данфер-Рошро"
нет, вопреки обыкновению, бесчисленных коридоров и лестницы быстро
доставляют человека к месту назначения или - коль скоро речь идет о моей
игре с судьбой - к месту предназначения. Я видел, как она скользит в толпе,