"Виталий Коротич. Лицо ненависти " - читать интересную книгу автора

Кто любил их? Неужели никто? А как сосуществовала у многих из них
способность к любви со способностью к предательству?
Возможно, есть любящие внуки у бабушек и горюющие вдовы у мужей. Но
народ этих мертвецов не оплакивал, а значит, умирали они горько, а иным и
глянуть в сторону родины было страшно.
Вот она, та самая их земля. Когда-то в Канаде меня попросили отвезти и
похоронить на родине седую прядь одного беглого хормейстера, который так
завещал. Хормейстер в свое время просто струсил, а затем и завяз в своей
трусости, и его легендарно вспархивающий над пюпитром чуб так и не вернулся
на родину. Не помню, что помешало в тот раз: кажется, родственники просто не
решились выстригать прядь у покойного, а я им не напоминал. Позже в повести
"Такая недобрая память" я рассказал похожую историю. Впрочем, бывают ли
истории жизней сходными? По-моему, больше на первый взгляд: как птицы...
Странная черная птичка, похожая на скворца, но с красным носиком,
прыгала по тропинке передо мной. Как чья-то душа, если верить, что души
перевоплощаются. Я поднял камешек, и птичка улетела, не ведая, что я камнями
в птиц не швыряю. Вместо птички на дорожке встал человек, без всяких
церемоний оглядел меня и сказал:
- А я вас не знаю...
- И я вас не знаю, - ответил я, не здороваясь, и сел на скамеечку
поудобней.
- Здравствуйте, - сказал человек. - Моя фамилия - Кравченко. Как вы
сюда попали?
Я сказал, что пришел сюда из любопытства. Где живу? Пока на Манхэттене,
а там видно будет. Я рассказал о медном ключе и даже предъявил его, о
желании видеть кладбище, о котором немало слышал. Не рассказывал я лишь о
Марии, да и речи ни о чем таком не было.
- Вы читали? - спросил Кравченко. - На Куинсе жители решили
реставрировать старое кладбище. Уже никто не знает, кто похоронен там, но
жители решили расчистить старые могильные плиты и прочесть имена. Это в
Озон-парке, знаете? Они уже выяснили, что триста лет назад там было
фамильное погребение какого-то голландца Ван Викленса, и прочли на
памятниках фамилии Райдер, Дарленд, Лотт, Ривз - сейчас никого такого среди
местных жителей нет. Время ушло, и люди ушли. Слыхали?
- Нет, - ответил я. - А здесь у вас родственники?
- У меня там родственники. - Кравченко взмахнул рукой куда-то в сторону
горизонта. - У меня на этом кладбище никого родного нет. Только знакомые.
Например, бывшая моя квартирная хозяйка и ее сестра, несколько коллег по
воскресным посещениям церкви. Я, знаете ли, никто, я даже не представляюсь
вам полными званиями да именами, потому что те, которые были дома, потеряли
значение, а те, которые я приобрел тут, не дают оснований для зазнайства.
Пусть я буду для вас просто Кравченко, и ладно. Вашим именем я не
интересуюсь, к тому же здесь любят выдумывать для себя имена и жизнеописания
покрасивей, может, и вы такой.
Обижаться было нечего: Кравченко был откровенен явно от безразличия,
оттого, что до меня ему дела нет. Он вынул свой бумажник, достал оттуда
газетную вырезку, расправил ее на колене и протянул мне:
- Читали? Где только наших не мотает! А этот, кажется, потомок
знаменитой белогвардейской фамилии...
Я взял в руки и прочел бумажный прямоугольник, вырезанный из "Нью-Йорк