"Инна Яковлевна Кошелева. Пламя судьбы " - читать интересную книгу автора

нелепый француз читал газету, в другой играли в карты развеселый господин в
шлафроке с кофейными полосками и в клетчатом зеленом картузе, "турка" в
фуфайке брусничного цвета, в розовой чалме с белым султаном из перьев и дама
в пукетовой юбке (по голубому полю цветочки и клеточки).
Однажды Параша увидела издали прекрасный старый дворец. Светлые
рукотворные пруды перед ним, сады, поднявшиеся на холмах, белая беседка на
горизонте...

...На тот праздник пускали всех шереметевских крестьян, дворовых и не
дворовых, лишь бы были трезвы и чисто одеты (у входа каждого придирчиво
осматривали два дюжих дядьки, способные завернуть от ворот кого угодно).
Молодым красивым девкам и парням выдавались шелковые сарафаны и рубахи.
Получившие нарядную одежду должны были ходить парами и радовать глаз
императрицы, которую ожидали с минуты на минуту. "Не лапаться, -
предупреждал всех костюмер, - и по кустам не разбегаться".
В тот первый, но не последний раз навестила графа Екатерина со всей
своей большой свитой. Императрицу встречала у ворот толпа, в которой были и
Параша с Варварой, кузнеца же из-за безобразного горба в ворота не
пропустили.
"Ноги береги!" "Прочь!" "Расступись!" В толпу врезались всадники и
стали охаживать нагайками зазевавшихся. Параша увидела золотую карету,
восьмерик серых в яблоках лошадей, головы которых были убраны кокардами.
Перед царским экипажем бежали скороходы, по бокам скакали кирасиры в красных
мундирах, на запятках кареты сидели черномазые мальчишки-негритята. Увидела
девочка и "саму" - полную женщину, ласково улыбающуюся в окошечко. Из того
же окошечка лохматая собачонка облаивала всех с такой яростью, что люди
отшатывались от кареты. "Зизи! Тише, Зизи!" - услышала Параша голос
императрицы и подумала, что та из-за пустолайки не заметила прекрасные
цветы, которыми были украшены ворота, - заморские, выращенные в оранжерее
дворовыми крестьянами с таким трудом и старанием.
Народ все прибывал. Тысячи карет, десятки тысяч людей. Дворовые,
наряженные рыбаками, вынимали сетями из пруда карпов, чешуя сверкала на
солнце ослепительно. По воде скользила лодка с живыми и все-таки игрушечными
матросами - тоже "для красоты вида", открывавшегося из царицыной
опочивальни. Двигались в танце на берегу пастухи и пастушки. Вокруг беседки
на острове поднялись, закружились каруселью струи воды, и Параше показалось,
будто беседка сдвинулась с места и поднялась над землей, разбрасывая сверху
россыпи бриллиантов.
Когда же стемнело, в небо взлетели быстрые огни фейерверка. Сполохами
озарялись облака, озарялась вода, озарялись темные, загипнотизированные
глаза Параши.
Старый Шереметев денег не жалел. Во дворце стол на сто двадцать
кувертов ломился от снеди. Перепало и слугам. Повсюду даром раздавали с
лотков леденцы, поили квасом. Но Параша всего этого уже не видела. Потому
что над всем этим... Над толпой... Над криками: "Подходи, задаром дам!" Над
смехом девок и парней... Над материнским "Смотри, Паша!" Над всем этим...
- Что это? Мама, что?
- Музыка.
Это было не похоже на отрывочные всхлипы деревенской гармоники, на
треньканье балалайки, даже на чудные сельские распевы. Это шло поверх жизни