"Инна Яковлевна Кошелева. Пламя судьбы " - читать интересную книгу автора

отчетливо, словно то был не сон, а явь.
Увидела она во сне себя и любимого. Будто вместе склонились они над
свертком, головы сблизив до касания. Ребенок... Их ребеночек. Мальчик. И
она, и Николай Петрович, встречаясь руками и обдавая друг друга
взволнованным дыханием, торопятся развернуть дорогой узел. Ни кружев нет, ни
лент на том свертке, отмечает во сне про себя Параша. Не по-графски все,
по-крестьянски, так пеленали деток в материнском доме и так младшего
Мишеньку и кроху-Матрешу она сама когда-то разворачивала. Свивальник в
сторону, туда же тканинку, льняную пеленку, реденькую старенькую тряпочку из
отцовской стиранной-перестиранной рубахи.
Ах!
В свертке пусто. Ничего в руках не осталось.
Смотрит на нее вопрошающе граф, а она в ужасе - что сказать?
С тем и проснулась.
"Понесла я..." И волна ужаса: не венчана, безмужняя, одна. Хочется
упасть на грудь родному, своему, а нельзя. В обузу и ей, и, главное, графу
ее ребеночек, а не в радость.
"Не хочу, как Беденкова! Не хочу без Николая Петровича, без любви, без
юности! Не хочу без сцены, без цветов, без победы! Не хочу! В серость
деревенского одиночества не хочу!"
Все это пронеслось в голове мгновенно.
- Таня, - сказала Шлыковой, приподнявшись на локте, - тяжелая я. И надо
мне от бремени поскорее избавиться. Узнай у кого-нибудь, как это делается.
Но... чтобы никто, ни одна душа... Поняла?

Таня - подруга верная, верней не бывает. Сначала уговаривала:
- Пашенька, дождись барина, после решай.
- Нет-нет, - вскидывалась Параша, - уж ему-то знать никак нельзя.
- Как же так? Отец все же. Вдруг захочет ребеночка.
Заходили опаленные скулы, незнакомо сузились темные влажные глаза.
- Нет, Танечка. Мала ты и не знаешь, к счастию своему, что всякое
зачатие вне брака как бы непорочное: мать есть и дитя, но никого рядом. Отцы
бывают лишь в браке, освященном таинством. Не хочу я пускать по белу свету
побочников, приживальщиков при знатном роде. Уж лучше в крестьянском звании
родиться, чем вне закона и правил. Не возражай мне: вешать Николаю Петровичу
на шею новые трудности не буду. Решила я.
С этим дала Шлыковой все деньги, какие у нее были, - три рубля.
- Помоги.
Выбрав удобный день, съездила Таня к бабке Аграфене в дальнюю деревню и
привезла Пашеньке черного зелья, сваренного из донника, собранного на заходе
ущербной луны. Для верности пробралась, подкупив лакея, в кабинет к Лахману
и отыскала среди порошков хину.

Ах, скорее, скорее бы... Она запрещала себе думать о чем-либо ином,
кроме одного - как бы вернуться в прежнее состояние. Где-то, каким-то краем
своей души она ощущала: стоит дать мысли волю, и она подведет к пропасти...
Но при нынешнем ее положении мысли не рвались в работу, предоставив первое
право заявлять о себе даже не чувствам, а телу, именно телу, ставшему
коконом новой жизни.
Если не ощущать беременность как предназначение, а Параша ее так не