"Инна Яковлевна Кошелева. Пламя судьбы " - читать интересную книгу автора

Они лежали рядом, глядя на диковинные переплеты полукруглого окна, чуть
проступавшие сквозь мглу. Луны не было. Шумели деревья, по верхушкам которых
гулял ветер.
Вот случилось то, что должно было случиться и чего она всегда
неосознанно ждала. Сама она стала другой, и вся жизнь потекла по-другому. Но
как трудно, как тяжело ее менять и самой меняться. Это только в сказках
легко сбрасывается лягушачья кожа, будто она и не прирастала к плоти.
- Ты поплачь, поплачь, не стесняйся, - Марфа Михайловна чувствовала,
что Параша пытается подавить всхлипы, и неожиданная чуткость девочки ее
тронула. Она протянула руку, чтобы погладить Пашеньку по голове, и
поразилась тому, как страстно, открыто откликнулась на ласку воспитанница.
Она прижала руку княгини к своей мокрой щеке и гладила ее, как отдельное
самостоятельное живое существо. Да так и заснула.
Паша еще мала. Она во сне еще летает и из дальнего верхнего угла хаты,
там, где иконы, с потолка смотрит она на спящее свое семейство. Но лишь
материнское лицо, одно во всей комнате, ровно освещено невесть откуда
текущим светом. И от лица того не оторвать глаз - изможденное, болезненное,
несчастное, оно красиво и тянет к себе, как музыка.
Темными бугорками на полу братцы под овечьими шкурами. В люльке
младшенькая - Матрена. А изогнутая, странная тень на лавке - отец. Если б не
он, прилепилась бы к теплу плоти, к матушке либо к братцам. А отец - вовсе и
не отец, а чудище сказочное, доброе и страшное одновременно. Ужасны его
рыдания, сотрясающие лавку. Пожалеть? Нет, улететь отсюда. Убежать, не
показываться. А на улице вроде бы мороз, в окошечке луна в радужных кругах.
Ей снилась в ту ночь музыка - цветные вихри, по велению молодого графа
сплетающиеся в фантастические узоры.
Во сне она то плакала, то что-то невнятно и бурно говорила.
А стареющая княгиня Марфа Михайловна Долгорукая, не знавшая материнских
радостей, впервые в жизни боялась потревожить детский сон. Рука ее затекла,
онемела, а она все прислушивалась к девочкиному дыханию, сбивавшемуся
судорогами ушедшего плача.
Утром княгиня проснулась другим человеком. Вместо привычных скучных
мыслей о бессмысленности существования пришли иные - о Параше. Нежность и
жалость, странная тревога за хрупкое существо будили в ней желание защитить
девочку, передать ей все, что было накоплено за жизнь и не востребовано
никем и никогда.
- Я научу тебя французскому, хорошим манерам, танцам.
- Еще гитара...
- Сольфеджио и клавесин. Как хорошо, что ты хочешь учиться. Не все дети
таковы...
- Не всех берут во дворец, - сказала Паша и про себя подумала, что она
сделает все, дабы стать вровень с теми, кто окружает молодого барина. Под
стать им и лучше их. Чтобы он удивился, чтобы он восхитился, чтобы он...
Слова "полюбил" в ее детском языке еще не было...
...В Параше тоже многое изменилось в ту ночь. И здесь, во дворце, у нее
появился свой родной человек. Не мама, потому что только у мамы между
бровями оспинка, которую Параша всегда целовала перед сном, и сразу
спокойствие защищенности обступало ее, не давая пробиться ни одной тревожной
мысли. Не мама, потому что только у мамы такие сухие, пахнущие травой
волосы. Только у мамы такая походка: ходит рядом, и все на свете - как надо.