"Борис Костюковский. Жизнь как она есть " - читать интересную книгу авторасутки. Мама объяснила мне, что такому истощенному сразу наедаться нельзя.
Когда он начал шевелиться, мама дала ему какие-то капли и стакан кипяченого молока. Нашлось у нас немного крупы, и я сварила жидкой каши. Оборванный, грязный, измученный, на одной ноге рваные раны от укусов овчарки - такой он лежал на полу. И снова я бегала к фельдшеру Русецкому, и снова он приходил вечерами и делал перевязки. Одеть нашего нового "гостя" было не во что: и дома, и у соседей мы подчистили все. И тогда я попросила своего одноклассника Костю Бондаревича, он принес какие-то старые брюки. Товарищ этот прожил у нас дней десять, а как и куда ушел, не помню. В начале августа Марат принес весть, что фашисты схватили Комалова и Дядиченко и держат их взаперти в графском каменном склепе. В первые дни войны в Станькове начали появляться так называемые "приписники", бывшие военнослужащие, особенно те из них, кто служил когда-то в нашем городке и знал здешние места и людей. Почти в каждом третьем доме были такие люди, их "приписывали" в члены своих семей; многим так спасли жизнь, называя сыновьями, мужьями и братьями. Позднее некоторые из них партизанили, некоторые уходили на восток, но я не знаю ни одного случая, чтобы кто-нибудь из этих людей стал предателем или полицаем. Баба Мариля тоже приютила у себя двух молодых ребят - Николая Комалова и Сашу Дядиченко, служивших еще совсем недавно в 59-м стрелковом полку недалеко от Станькова. Эти ребята ("сыновья" бабы Марили) очень часто стали бывать у нас и, Не знала я тогда и того, что они с помощью Марата прятали на кладбище оружие. Мама сразу решила, что ребят этих надо как-то спасать. Задержали их прямо на улице без документов, а у бабы Марили осталась справка на имя Комалова, что он лежал в начале июня в госпитале по поводу хронического ларингита (ему удаляли гланды), и фотография Дядиченко еще до армии, в гражданской одежде. Она была им подписана. Мы с мамой думали, гадали, что сделать; в "жены" ни одна из нас не годится. Потом я сбегала за маминой сестрой Ларисой, и мы ей предложили такой план: она идет в комендатуру и рекомендуется женой Дядиченко (для этого мы на его фотографии пишем над подписью: "Дорогой жене"). Я же - как "сестра" Комалова - являюсь туда с его справкой, в которой дату выписки из госпиталя подправили на 21 июня. Прежде всего я сбегала и узнала, нет ли в комендатуре Опорожа, он теперь все время толкался там. Надо ли говорить, как мы боялись этого человека! Я, как уже упоминала, училась в одном классе с его дочерью Аней и имела все основания зайти к ней домой. Пан Опорож обедал, перед ним - графин с водкой. Жена прислуживала, Аня заводила патефон. Я поздоровалась с ним вежливо, он что-то буркнул в ответ. Мы пошептались с Аней. По всему видно, что Опорож только недавно пришел домой. Выбежав от Опорожей, я заметила, что в озере, вблизи от парка, кто-то моет бочку, а рядом стоит немецкий часовой. Любопытство потянуло меня к |
|
|