"Джонатан Коу. Пока не выпал дождь" - читать интересную книгу автора

- Хорошо. Тогда за дело.
- Четыре кассеты С-90, - прикинула вслух Элизабет. - Если каждая
записана до конца, это полных шесть часов.
- Точно, - отозвалась Кэтрин. - Давайте слушать. - Он поднялась из-за
стола: - Я сварю еще кофе.
Взяв пленку с цифрой "один", Джилл присела на корточки перед
стереосистемой Кэтрин. Минималистский шик панели сбил ее с толку. На помощь
пришла Элизабет, она вынула кассету из ладони растерявшейся матери и
проворно вставила ее в магнитофон.
Джилл и Кэтрин уселись на продавленный старый диван. Элизабет
устроилась напротив, в красном вращающемся кресле с высокой спинкой, которое
Кэтрин купила задешево на офисной распродаже. Каждая держала в руке кружку с
кофе, горячая жидкость словно растекалась по замерзшим негнущимся пальцам.
Кэтрин нажала кнопку на пульте управления, добавляя звука, и спустя две-три
секунды они услыхали сперва протяжное шипение, затем утробное подвывание и
треск включаемого микрофона, сопровождаемые гулким скрипом, - это микрофон
прилаживали к пластиковой подставке. Затем кашель, прочищающий горло, и,
наконец, голос, - голос, который они все ожидали услышать, и тем не менее он
показался им призрачным. Голос Розамонд, сидевшей в одиночестве в гостиной
своего шропширского бунгало и наговаривавшей на пленку всего за несколько
дней до смерти.

Начала она так:
Надеюсь, Имоджин, что именно ты слушаешь меня сейчас. Боюсь, я не могу
быть полностью уверена, ты ведь словно сквозь землю провалилась. Но я
полагаюсь на судьбу и - что существеннее - на изобретательность моей
племянницы Джилл. Все вместе хорошая порука в том, что эти записи попадут к
тебе, рано или поздно.
Может быть, не стоит об этом говорить... но в последнее время меня
тревожит тот факт, что ты так и не вернулась в мою жизнь. В голову лезут
всякие ужасы. Но скорее всего, я терзаюсь зря. Просто сейчас я более, чем
обычно, склонна к подобным мыслям, когда моя собственная кончина... м-м...
скажем так, ощутимо близка. Не сомневаюсь, что твоему исчезновению найдется
разумное объяснение. И не одно, если подумать. Самое вероятное: когда твои
родители... то есть новые родители (не могу я называть их твоей настоящей
семьей, даже спустя столько времени, что, возможно, глупо с моей стороны)...
так вот, когда они решили, двадцать с лишним лет назад, что тебе больше не
следует с нами общаться - точнее, со мной, ибо в ту пору только я с тобой
общалась, - им ничто не мешало довести'свое решение до логического конца. Ты
была маленькой девочкой. Плюс твое увечье. (Нам еще позволено употреблять
это слово?) Оборвать все связи и сжечь мосты в их положении было проще
простого. Полагаю, так они и поступили. Уничтожили все письма и прочие
бумаги, выбросили фотографии. Такие вещи представляли для них угрозу. Вряд
ли ты смогла бы увидеть эти снимки, но всегда существовала возможность, что
кто-нибудь возьмется тебе их описать, верно ведь?

И это соображение приближает нас к сути дела. К тому, зачем, Имоджин, я
сейчас говорю с тобой. Моя жизнь завершается, и я чувствую (надеюсь, ты
поймешь почему, когда прослушаешь эту запись), что у меня остались некие
обязательства по отношению к тебе, долг, до конца не исполненный. С этим