"Джонатан Коу. Пока не выпал дождь" - читать интересную книгу автора

Лучше вернемся к фотографии. Я только сейчас заметила одну деталь,
которая позволяет датировать снимок более точно. Справа от подъездной
дорожки - той, что не длиннее автомобиля, - лужайка примерно такого же
размера с су маховым деревцем посередине. Смешно сказать, но этот зеленый
пятачок мы называли "нашим садом". Лужайка не спускалась к шоссе, как
дорожка, но обрывалась, и, когда моя подружка Грейси упала с этого обрывчика
и поранилась, отец соорудил там деревянную загородку. Ее видно на снимке, и
виден снег, что ровным валиком лежит на верхнем бревне. Снег такой чистый,
белый, пышный - сплошное объедение. Иногда я его и впрямь ела - снимала
верхний слой рукавицей, а потом откусывала; холодок щекотал горло, и я
чувствовала, как снег крошится и тает у меня на языке. Ничего нет вкуснее
только что выпавшего снега... Так вот, отец разобрал загородку в самом
начале войны, пустив ее на дрова, но я уверена, что загородка еще стояла,
когда Грейси эвакуировали, потому что помню, как я опиралась на нее, глядя
на шоссе, по которому вели мою подружку. Это было осенью 1939-го. Значит,
снимок сделали раньше. Вероятно, зимой 1938-го.

Кстати, Имоджин, тебе известно, что детей во Вторую мировую войну
эвакуировали? (Понятия не имею, чему тебя учили в школе, но знаю, что
невежество - обычное дело среди нынешних детей. Опять же, ты уже не ребенок!
Я все время забываю об этом, приходится себя одергивать. В моей памяти ты
навсегда осталась в том возрасте, в каком я видела тебя в последний раз, -
тебе было семь лет.) Так вот, самый массовый отъезд случился в начале войны,
когда в течение каких-нибудь нескольких дней сотни тысяч детей, а может, и
миллион с лишком отобрали у родителей и посадили в поезд. Меня эта участь
миновала. Тревога оказалась ложной, и многие дети вернулись домой сразу
после Рождества. Потом, в конце лета 1940-го, когда начался блицкриг,
эвакуация возобновилась, хотя уже не так повально, как в первый раз. Но я
была одним из тех счастливчиков, у кого имелись родственники в деревне.
Люди, приютившие меня, были мне не чужими, отнюдь. А вот бедной Грейси не
повезло.

Вообще, в фотографии, как явлении, есть что-то жалкое, не находишь? Она
способна запечатлеть только одно мгновение - из миллиона мгновений - в жизни
человека или в жизни дома. Снимки, которые сейчас лежат передо мной, те, что
я собираюсь тебе описать... их ценность заключается, по-моему, лишь в том,
что они совпадают с моими воспоминаниями. Память все чаще подводит меня,
фотографии же официально подтверждают: то, что я помню, пусть и немногое,
происходило на самом деле, это не выдумки, не фантазии и не плод моего
воображения. Какой толк в воспоминаниях, если они не подкреплены снимками,
доказательствами, реальными изображениями? Взять, к примеру, тот день, когда
мимо нашего дома шли дети, подлежавшие эвакуации, - день, когда уехала
Грейси. Дом наш стоял как раз посредине между школой и вокзалом, поэтому нам
и довелось наблюдать эту печальную процессию. Они появились перед нашим
домом рано утром, часов в девять. Сколько их было? Человек пятьдесят (хотя
это лишь мои предположения), их вели учителя. Никто из детей не был одет в
школьную форму, и каждый нес в одной руке противогаз, а в другой чемоданчик
или вещевой мешок. И у каждого на шее висела табличка с именем и адресом.
Грейси шла в первых рядах, в одной шеренге с мальчиком, ее приятелем, к
которому я жутко ревновала: на переменах она частенько предпочитала играть с