"Дидье ван Ковелер. Явление " - читать интересную книгу автора

лучше, немного новшества не помешает. Хоть в последний раз я и готовила наше
любимое блюдо полтора года назад, я так и не могу решиться говорить о Франке
в прошедшем времени. Привычки переживают любовь - или скорее заведенные
обычаи, бытовые мелочи, сопутствующие страсти, помимо моей воли убивают мои
решения. Франка невозможно бросить: его заморочки меня устраивают, наши
недостатки дополняют друг друга, а его депрессивный юмор возбуждает меня не
меньше, чем его тело. Я пытаюсь, честно и упорно, перестать любить его, но
это еще сложнее, чем бросить курить. Каждый раз я терплю поражение, злюсь на
себя за это и возвращаюсь к своему нетронутому чувству. Моя секретарша Соня
употребляет очень меткое выражение, когда соединяет нас по телефону: "Звонит
твой бывший бывший".
Стоит мне открыть дверь, как у меня тотчас опускаются руки. Я ухожу на
рассвете и возвращаюсь домой чаще всего так поздно, что у меня уже нет сил
приниматься за уборку. Домработница больше не приходит, с тех пор как не
стало мамы - говорит, что это было бы слишком тяжелым воспоминанием, а у
меня нет времени, чтобы подыскать кого-нибудь другого, кто смог бы ужиться с
моими странностями: я скорее предпочту, чтобы вещи покрылись слоем пыли,
нежели были переставлены на другое место. Я живу в музее, в подобии слишком
просторного для меня заброшенного летнего лагеря, где занимаю лишь спальню,
кухню и ванную комнату. Мама долгие годы, прошедшие после ее развода,
мечтала о доме, заполненном бегающими повсюду внуками. Задолго до того, как
нам с братом удалось встретить родственную душу, она уже обставила все
комнаты второго этажа колыбельками, детскими кроватками и сундуками с
игрушками. Давид так и не вернулся. Он остался жить в Израиле, с одной
возмущенной нашей либеральностью Любавич. Их отпрысков мама видела только
раз, в Тель-Авиве, я же никогда не могла выносить тип мужчин, подходящий для
заведения детей. Мне нравятся только вечные мальчишки, незрелые, то и дело
впутывающиеся в неприятности, неверные. Те, кто попадает в мои объятия с
воспоминаниями, запахами, болью, причиненной другими женщинами, те, кто
черпает у меня силы, чтобы снова окунуться, но уже более сильным и менее
виноватым в пучину упреков, обязательств, рутины; те, кто делает меня
счастливой и оставляет в покое. Я проходное увлечение, нагревательный
прибор, временное пристанище. Став мужчиной моей жизни, Франк ни в чем не
изменил моей природы. И семь детских кроваток остались стоять пустыми.
С того дня как мама отошла в мир иной, я беспредельно продлеваю ее
мечту о счастливой старости в окружении ребятни. Я верю не в бессмертие душ,
а в вещи, сохраняющие энергетику своих владельцев. Я не способна переставить
их, выбросить что бы то ни было. Все останется на своих местах, и я без
всякого сожаления состарюсь в этой неизменной обстановке. В отличие от мамы,
так переживавшей за меня, я не знала разочарований в любви и всегда
предпочитала одиночество. Я могу винить только саму себя, если мне чего-то
не хватает. Беззаботности. Непринужденности. Дерзости бросить клинику,
начать все заново вдалеке отсюда, чтобы вернуться к моему призванию,
задавленному миллионной прибылью. Ничто не должно было бы удержать меня. Я
не мечтаю о наследнике, никому не коплю впрок, и ни одна семья больше не
зависит от меня. Теперь, когда моей собаки нет рядом, чтобы оправдывать мое
присутствие, я оказываюсь безоружной перед лицом моих отговорок и переношу
это так плохо, как и предполагалось.
На автоответчике не оставлено ни единого сообщения, Обычное дело: у
меня больше нет подруг. У меня больше нет сил выносить их сплетни, их мужей,