"Дидье ван Ковелер. Явление " - читать интересную книгу автора

одержимыми своей работой, остававшимися глухими к переполняющим меня
чувствам, церковниками, закрытыми для человеческих страстей, или же
страдающими, как и я, от одиночества старцами. Бог мой, как долго б я еще
скучал в потустороннем мире...
Но ты, Натали, сумеешь ли ты наконец понять меня? Знаешь, я был простым
человеком, человеком, сотканным из плоти, из мечтаний, из привычек. Когда я
очутился один как перст, уроки закона божьего стали для меня смыслом жизни,
а молитва единственной возможностью не разрывать связь с женой. Они говорят,
что я был очень набожен. Я был прежде всего верен. Они говорят, что явление
Богоматери все перевернуло во мне - так нет же, я остался прежним. Они
говорят, что я умерщвлял свою плоть, но это не так: я ходил босиком только
потому, что был мачехуалли, одним из низшей касты ацтеков, и когда мне
принесли в дар сандалии, я так и не смог приноровиться к ним. Они говорят,
что в тот миг, когда на моей тильме проявилось божественное изображение, я
обрел дар языков. Как же! Если я и лез из кожи вон, чтобы выучить их язык,
то лишь затем, чтобы самому отвечать на допросы следователей, присланных из
Мадрида, а не прибегать к услугам приукрашивавшего факты переводчика. Если я
и оставил свой дом моему дяде, то вовсе не потому, что дал обет нищеты - я и
так был достаточно беден, - а потому, что монсеньор Сумаррага пожелал
поселить меня рядом с часовней, где хранилась моя тильма, дабы каждый
желающий богомолец мог выслушать подробный рассказ о моих встречах с
Пресвятой Девой. А если и прожил так долго, так, значит, обладал крепким
здоровьем.
Но никогда, слышишь, никогда не был я исключительным человеком, и уж
тем более не стал свершающим чудеса покойником. Никогда я не совершал чудес,
о которых меня молят и которые тотчас приписывают мне. Я был всего лишь
обладателем одеяния, на котором Матерь Божья решила оставить свой отпечаток.
Мое время вышло, моя тильма должна была бы обратиться в прах. Я лишь
крохотный опавший с дерева листочек, которому не дают засохнуть. Листочек,
чья жизнь имеет смысл, только когда древесный сок разливается по его жилкам
и когда он помогает дереву дышать. Опавшие листья должны обращаться в
перегной, Натали.
Избавь меня от власти тех, кто поклоняется мне. Я покинул ваш мир, но
все еще здесь, они удерживают меня своими молитвами, я стал невольным
узником их заблуждений, они искажают мой образ в надежде, что я исполню их
мольбы, они требуют от меня невозможного, и если иногда и получают желаемое,
то это вовсе не моя заслуга, а они отказываются мне верить; впрочем, они
даже не слышат меня, а прислушиваются лишь к собственному голосу: для них я
существую лишь затем, чтобы исполнять их желания. Став заложником их веры,
повиснув между небом и землей, я уже мертв, но по-прежнему остаюсь никем
иным, как человеком, ничем более, ничем не лучше: мужчиной без женщины,
именем без телесной оболочки, душой без спасения.
Да поможет Бог моей такой чахлой и замкнутой мысли найти отклик в твоей
душе, чтобы я хотя бы смог сделать тебя невосприимчивой к тем
преувеличениям, заблуждениям и лжи, которые ты будешь слышать и которые
могут помешать нашему общению. То, что ты поведала кардиналу Фабиани о
причинах, побудивших тебя стать атеисткой, не совсем правда. У тебя нет
убеждений, лишь неприятие и чувство человеческого достоинства,
подталкивающее тебя скорее отдать предпочтение небытию, нежели равнодушию
Всевышнего к своим детям. Ты стала атеисткой из гордости, я был верующим по